Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

как только постиг его идею. Лишь благодаря этому он является

моим поступком. Кто действует только потому, что признает определенные

нравственные нормы, у того поступок оказывается результатом начертанных в

его моральном кодексе принципов. Он - просто исполнитель. Он - автомат более

высокого порядка. Закиньте в его сознание какой-либо повод к поступку, и

тотчас же механизм его моральных принципов придет в движение и сработает

надлежащим образом, чтобы реализовать какой-нибудь христианский, гуманный,

кажущийся самоотверженным поступок или же поступок, преследующий цели

культурно-исторического прогресса. Лишь следуя своей любви к объекту, я сам

совершаю собственный поступок. Я действую на этой ступени нравственности не

потому, что признаю над собой какого-нибудь господина, или внешний

авторитет, или так называемый внутренний юлос. Я не признаю никакого

внешнего принципа моего поведения, так как я в себе самом нашел основание

поведения, любовь к поступку. Я не подвергаю рассудочной проверке, является

ли мой поступок добрым или злым; я совершаю его оттого, что я его люблю. Он

бывает 'добр', когда моя погруженная в любовь интуиция находится в

правильном отношении к интуитивно переживаемой мировой связи; он 'зол',

когда это не так. И я не спрашиваю себя, как поступил бы другой человек в

моем случае? - но я поступлю так, как к этому чувствует себя побужденной

именно моя особая индивидуальность. Не что-либо общепринятое, не всеобщий

обычай или общечеловеческое правило, не какая-нибудь нравственная норма

непосредственно руководит мной, а моя любовь к деянию. Я не чувствую

никакого принуждения - ни принуждения природного, которое руководило бы мною

при моих влечениях, ни принуждения нравственных заповедей, но я просто хочу

совершить то, что лежит во мне самом.

Защитники всеобщих нравственных норм могли бы, пожалуй, возразить на

эти рассуждения: если каждый человек будет стремиться только к тому, чтобы

изживать самого себя и делать то, что ему угодно, тогда не будет никакой

разницы между хорошим поступком и преступлением; всякое заложенное во мне

мошенничество имеет такое же право изживать себя, как и намерение служить

всеобщему благу. Решающее значение для меня, как нравственного человека,

может иметь не то обстоятельство, что я наметил себе какой-нибудь поступок

сообразно идее, а опробование того, окажется ли этот поступок добрым или

злым. Только в первом случае я его и совершу.

Мой ответ на это легко напрашивающееся и все же возникающее лишь из

непонимания того, что здесь разумеется, возражение состоит в следующем: кто

хочет познать сущность человеческого воления, тот должен различать между

путем, который доводит это воление до определенной степени развития, и тем

своеобразным характером, который принимает воление, приближаясь к этой цели.

На пути к этой цели нормы играют свою правомерную роль. Цель же состоит в

осуществлении чисто интуитивно постигнутых нравственных целей. Человек

достигает указанных целей в той мере, в какой он обладает способностью

вообще возвышаться до интуитивно постигаемого идейного содержания мира. В

отдельном волении к этим целям по большей части примешиваются в качестве

побуждения или мотива другие элементы. И все-таки интуиция может

предопределяюще участвовать или соучаствовать в человеческой воле. Что

человек должен делать, то он и делает; он является ареной, на которой

долженствование становится действием; но его собственный поступок - это тот,

которому как таковому он дает возникнуть из самого себя. Побуждение может

быть при этом только чисто индивидуальным. И поистине индивидуальным может

быть только такой волевой поступок, который возник из интуиции. Деяние

преступника, что-либо злое может быть названо изживанием индивидуальности в

том же смысле, как и воплощение чистой интуиции, только в том случае, если

мы причислим к человеческой индивидуальности также и слепые влечения. Но

слепое влечение, толкающее на преступление, проистекает не из интуиции и

принадлежит не к индивидуальному в человеке, а к наиболее всеобщему в нем, к

тому, что в одинаковой степени сказывается у всех индивидуумов и из чего

человек высвобождается с помощью своего индивидуального. Индивидуальное во

мне не есть мой организм, с его влечениями п чувствованиями, но оно есть