Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

известно, что о вещах в себе нельзя ничего непосредственно

высказать, по которое от известного субъективного фактора косвенно заключает

к неизвестному, лежащему но ту сторону субъективного, трансцендентному.

Согласно этому воззрению вещь в себе находится по ту сторону области

непосредственно нами познаваемого мира, т. е. она траисцспдсптна. Но наш мир

может быть трансцендентально соотнесен с трансцендентным. Реализмом

называется воззрение Гартмапа оттого, что оно выходит за пределы

субъективного, мыслимого к трансцендентному, реальному.)

Оба эти воззрения имеют с наивным реализмом то общее, что они пытаются

обрести себе в мире твердую почву посредством исследования восприятий. Но

они нигде не могут найти твердой точки опоры в пределах этой области.

Главным вопросом для сторонника трансцендентального реализма должен был

бы быть следующий: каким образом Я из себя самого производит мир

представлений? По отношению к данному нам миру представлений, исчезающему,

как только мы закрываем для внешнего мира наши органы чувств, серьезное

познавательное стремление может разогреваться лишь постольку, поскольку он

служит средством косвенно исследовать мир в-себе-сущегo-Я. Если бы предметы

нашего опыта были представлениями, тогда наша повседневная жизнь уподобилась

бы некоему сну, а познание истинного положения вещей - пробуждению. Ведь и

образы наших сновидений интересуют нас, покуда мы грезим и, следовательно,

не проницаем природы сна. В момент пробуждения мы спрашиваем уже не о

внутренней связи наших сновидческих образов, а о физических, физиологических

и психологических процессах, лежащих в их основе. Так и философ, считающий

мир своим представлением, не может интересоваться внутренней связью

частностей, свойственных последнему. В случае, если он вообще признает

наличие некоего Я, он будет спрашивать не о том, как одно из его

представлений связано с другим, а о том, что происходит в независимой от

него душе в то время, как его сознание содержит в себе ряд определенных

представлений. Когда я вижу во сне, что пью вино, которое обжигает мне

горло, и затем просыпаюсь с позывом к кашлю (сравни Вейганд, 'Возникновение

сновидений', 1893), то в момент пробуждения сновидческое событие перестает

иметь для меня интерес. Мое внимание направлено уже только на

физиологические и психологические процессы, благодаря которым позыв к кашлю

нашел себе символическое выражение в приснившейся картине. Подобным же

образом и философ, стоит лишь ему убедиться, что данный мир имеет характер

представления, должен тотчас перепрыгнуть с него на скрывающуюся позади

этого мира действительно существующую душу. Конечно, хуже обстоит дело,

когда иллюзионизм совершенно отрицает Я как таковое позади представлений или

считает его по меньшей мере непознаваемым. К такому воззрению легко может

привести наблюдение, что хотя в противоположность сновидческому состоянию и

существует состояние бодрствования, в котором мы имеем возможность

прозревать в характер сновидений и в их соотношение с реальными

обстоятельствами, но для жизни бодрствующего сознания у нас нет подобного

состояния, находящегося к цему в таком же отношении. Для сторонника этого

воззрения непостижимо существование чего-то, относящегося фактически к

простому восприятию так же, как опыт в бодрствующем состоянии относится к

сновидению. Это что-то есть мышление.

Наивному человеку не может быть поставлен в вину указанный здесь

недостаток понимания. Он отдается жизни и считает вещи действительно такими,

как они ему представляются в опыте. Но первый шаг, который должен быть

сделан, чтобы выйти за пределы этой точки зрения, может состоять только в

вопросе: как относится мышление к восприятию? Совершенно безразлично,

продолжает ли существовать восприятие - в данном мне образе - до и после

моего представления или же нет. Если я хочу о нем что-либо высказать, то это

может произойти только посредством мышления. Если я говорю: мир есть мое

представление, то я высказываю результат мыслительного процесса, а если мое

мышление не может быть применено к миру, то ошибочен и этот результат. Между

восприятием и всякого рода высказыванием о нем вклинивается мышление.

Причину, почему мышление при рассмотрении вещей большей частью