Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

раскрывающимся при этом, посвящены последние

страницы.

КНИГА III. СТРУКТУРА ШАДАНАКАРА. МИРЫ ВОСХОДЯЩЕГО РЯДА

ГЛАВА 1. САКУАЛА ПРОСВЕТЛЕНИЯ

Я не знаю, где и когда умру на этот раз, но знаю, где и

когда умирал я в последний раз перед тем, как родиться в 1906

году для жизни в России. Конечно, это знание не имеет общего

значения и может интересовать только тех, кто способен

отнестись с доверием к моим свидетельствам и кто чувствует при

том кармическую связь с моей судьбой. Но мое знание некоторых

этапов пути между предпоследним моим существованием и текущим,

по своему объективному интересу, шире, я могу и должен

рассказать о самом существенном из того, что мне удалось

постепенно припомнить. Впрочем, лучше сказать не 'мне удалось',

а 'мне помогли припомнить'.

Я встречал иногда людей, обладавших вот такой

приоткрытостью глубинной памяти, но ни один из них не решался

говорить об этом почти ни с кем; о попытках же запечатлеть эти

воспоминания в письменной форме ни у кого не возникало даже

смутного помысла. Виной тому была уверенность, что подобные

признания могут вызвать только насмешку, и естественная

душевная стыдливость, восстающая против вынесения на суд чужих

и чуждых людей того, что интимно, неприкосновенно и в то же

время недоказуемо. Очень долгое время так смотрел на дело и я,

да и теперь предпринимаю подобную попытку без малейшей отрады.

Но так как решительно все, о чем я рассказываю в этой книге,

имеет столь же бездоказательный источник, то я не вижу больше

оснований молчать именно о прорывах глубинной памяти; надо было

или не начинать книги совсем или, раз уже начав, говорить обо

всем, вопреки боязни. К тому же меня укрепляет надежда на то,

что читатели, не доверяющие мне, отсеялись уже после первых

глав и следить дальше за моим изложением будут лишь люди,

преднастроенные благожелательно.

Последняя смерть моя произошла около трехсот лет назад в

стране, возглавляющей другую, очень древнюю и мощную

метакультуру. Всю теперешнюю жизнь, с самого детства, меня

томит тоска по этой старой родине; быть может, так жгуча и

глубока она потому, что я прожил в той стране не одну жизнь, а

две, и притом очень насыщенные. Но, уходя из Энрофа триста лет

назад, я впервые за весь мой путь по Шаданакару оказался

свободным от необходимости искупляющих посмертных спусков в

глубину тех слоев, где страдальцы развязывают - иногда целыми

веками, даже тысячелетиями, - кармические узлы, завязанные ими

при жизни. Впервые я успел и смог развязать узлы еще в Энрофе,

долгими мучениями и горькими утратами оплатив совершенные в

молодости срывы и ошибки. И в первый раз я умирал с легкой

душой, хотя по религиозным воззрениям той страны должен был бы

ожидать воистину страшного посмертия. Но я уже знал, что

исключением из касты и сорокалетней жизнью среди париев я

искупил все. Смерть была легка и полна надежды.

То была вещая надежда: такая не обманывает. О первых

часах, даже о нескольких днях моего нового бытия, мне до сих

пор ничего не удалось вспомнить. Но зато я помню несколько

местностей того нового слоя, в котором долгое время существовал

вслед за тем.

Единый для всех метакультур, этот слой, однако, очень

пестр: в древней, тропической, огромной метакультуре, дважды

обнимавшей мою земную жизнь, он был похож на ее природу в

Энрофе, но мягче - без крайностей ее жестокости и великолепия,

без неистовых тропических ливней и губительной сухости пустынь.

Я помню, как белые башнеобразные облака необыкновенно мощных и

торжественных форм стояли почти неподвижно над горизонтом,

вздымаясь до середины неба: сменялись ночи и дни, а гигантские

лучезарные башни все стояли над землей, едва меняя очертания.

Но самое небо было не синим и не голубым, но глубоко-зеленым. И

солнце там было прекраснее, чем у нас: оно играло разными

цветами, медлительно и плавно их сменяя, и теперь я не могу

объяснить, почему эта окраска источника света не определяла

окраски того, что им освещалось: ландшафт оставался почти

одинаков, и преобладали в нем цвета зеленый, белый и золотой.

Там были реки и озера; был океан, хотя увидеть его мне не

довелось: раз или два я был только на побережье моря. Были

горы, леса и открытые пространства, напоминавшие степь. Но