Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

чтобы на

нем останавливаться. Таким образом, если в первой фазе Природа

как целое почти не осознавалась, а поэтизировалась и

боготворилась в отдельных своих проявлениях, то во второй она

была осознана как начало враждебное, покорное демоническим

силам.

Третья фаза связана с эрой господства науки и с оскудением

мира религиозных чувств. Унаследовав от христианства

природоборческое начало, человек третьей фазы освобождает его

от религиозного смысла, отказывается от преодоления природных

элементов в собственном существе и обосновывает к природе

строго утилитарный подход. Природа есть объект разумного

(научного) исследования, - во-первых; она есть сонмище

бездушных сил, которое надо покорить на потребу человека, -

во-вторых. Физический кругозор неизмеримо расширяется; знание

структуры и законов нашего слоя достигает головокружительной

глубины; в этом - ценность третьей фазы. Но напрасно толкуют о

любви к природе естествоиспытателей. Интеллектуальную любовь

можно испытывать только к продукции интеллекта: можно умом

любишь идею, мысль, теорию, научную дисциплину. Так можно

любить физиологию, микробиологию, даже паразитологию, но не

лимфу, не бактерии и не блох. Любовь к природе может быть

явлением физиологического порядка, может быть явлением порядка

эстетического, наконец - порядка этического и религиозного.

Явлением только одного порядка она не может быть:

интеллектуального. Если отдельные специалисты-естественники и

любят природу, то это чувство не имеет никакой связи ни с их

специальностью, ни вообще с научной методикой познания Природы:

это чувство или физиологического, или эстетического порядка.

Однако наибольшего противопоставления себя Природе

цивилизованное (по крайней мере, западное) человечество

достигло не в XX веке, как это могло бы показаться, но в XVII,

XVIII и начале XIX века. Никогда моды не были так искусственны,

как во времена пудреных париков. Никогда близлежащие к человеку

участки Природы не уродовались так рассудочно и

противоестественно, как в эпоху Версальского парка. Аристократа

времен Людовиков так же немыслимо вообразить берущим солнечную

ванну или гуляющим босиком, как нельзя представить себе

спартанку времен греко-персидских войн - в корсете и в ботинках

на высоких каблуках. Во всем этом проявлялось отношение к

Природе, генетически коренившееся в христианском аскетизме, но

в ходе развития заменившее духовный снобизм - снобизмом

цивилизации, религиозную гордыню - гордыней рассудка, а ко

всему, печатью рассудочности не отмеченному, не испытывавшее

ничего, кроме насмешливого презрения.

Философия Руссо знаменует собою поворотный пункт. Но

должно было протечь полтора столетия, мир должен был вступить в

эпоху городов-гигантов, чтобы тоска по Природе стала понятна

человеческому большинству. Поэты Озерной школы в Англии, Гете и

романтики в Германии, Пушкин и в особенности Лермонтов в России

любили Природу высокой эстетической, а некоторые и

пантеистической любовью. Возникла Барбизонская школа живописи,

и к концу XIX века эстетическая любовь завоевала незыблемое

право на бытие в культуре; в XX веке развилась и любовь

физиологическая. Зрительное созерцание Природы стало уже

недостаточным: появилась потребность ощущать стихии осязательно

и моторно, всей поверхностью тела и движением мускулов. Этой

потребности отвечали отчасти туризм и спорт; и, наконец, в 1-й

половине нашего столетия пляж, с его физиологическим

растворением человека в солнечном свете, тепле, воде, игре,

плотно и прочно вошел в повседневную жизнь. Тот самый пляж,

который во времена Ронсара или Ватто показался бы непристойной

выходкой сумасшедших, а в средние века был бы приравнен к

шабашам ведьм на Лысой горе и, пожалуй, к черной мессе. Если

вообразить Торквемаду, внезапно перенесенного в качестве

зрителя на пляж в Остенде или в Ялте, вряд ли можно усомниться

в том, что мысль о немедленном аутодафе из тысяч этих

бесстыдных еретиков сразу возникла бы в голове этого охранителя

душ человеческих.

Может быть, ничто так наглядно не иллюстрирует уменьшение

пропасти между человеком и стихиями за последний век, как

эволюция одежды. Пальто и головные уборы, неотступно