Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 3

туда поехать. Во-первых, были трудности с

деньгами; во-вторых, сохранились сложности, возникшие в Ессентуках. Мое

решение покинуть Гурджиева обошлось мне очень дорого, и просто так

отказаться от него было невозможно, тем более что я видел все мотивы

Гурджиева. Вынужден признаться, что особого восторга от программы Института

гармоничного развития человека я не испытал. Я, разумеется, понимал, что

Гурджиеву приходится придавать своей работе какую-то внешнюю форму, учитывая

окружающие обстоятельства, как он это сделал в Ессентуках: я понимал, что

эта внешняя форма представляет собой карикатуру. Но я понял и то. что за

этой внешней формой стоит точно то же, что и раньше, и это измениться не

может. Я сомневался в своей способности приспособиться к этой внешней форме.

Тем не менее, я был уверен, что вскоре опять встречусь с Гурджиевым.

П. приехал из Майкопа в Екатеринодар, и мы много говорили о системе и о

Гурджиеве. П. пребывал в довольно скверном душевном состоянии: но мне

показалось, что моя идея о необходимости различать между системой и самим

Гурджиевым помогла ему лучше понять положение вещей.

Мои группы стали интересовать меня все больше и больше. Я увидел, что

есть возможность продолжать работу. Идеи системы встречали отклик и,

очевидно, отвечали нуждам людей, желавших понять происходящее внутри и

вокруг них. Тем временем заканчивался краткий эпилог русской истории,

который так сильно напугал наших друзей и 'союзников'. Перед нами была

совершенная темнота. Осенью и в начале зимы я находился в Ростове. Там я

встретил двух-трех человек из нашей петербургской компании, а также

приехавшего из Киева 3. Подобно П., 3. был отрицательно настроен по

отношению ко всей работе. Мы поселились в одной квартире: случилось так, что

беседы со мной заставили 3. многое пересмотреть и убедиться в том, что его

первоначальные оценки были правильными. Он решил пробираться в Тифлис, к

Гурджиеву; однако этому не суждено было сбыться. Мы уехали из Ростова почти

одновременно; 3. выехал через день-другой после меня. Но в Новороссийск он

прибыл уже больным и в первых числах января 1920 года умер там от оспы.

Вскоре после этого мне пришлось уехать в Константинополь.

В то время Константинополь был полон русских. Я встретил знакомых из

Петербурга и с их помощью стал читать лекции в конторе 'Русского Маяка'.

Собралась довольно большая аудитория, главным образом, из молодых людей. Я

продолжал развивать идеи, выдвинутые в Ростове и Екатеринодаре. в которых

связывал общие положения психологии и философии с идеями эзотеризма.

Писем от Гурджиева я больше не получал; но был уверен, что он скоро

приедет в Константинополь. И в самом деле, он приехал в июне с довольно

большой компанией.

В прежней России, даже на ее далеких окраинах, работа стала

невозможной; мы постепенно приближались к тому периоду, который я предвидел

еще в Петербурге, т.е. к работе в Европе.

Я был очень рад увидеть Гурджиева; мне казалось, что ради интересов

работы можно отбросить все прежние затруднения, что я сумею опять работать с

ним, как это было в Петербурге. Я привел Гурджиева на свои лекции и передал

ему всех посещавших их людей, в частности, группу из тридцати человек,

собиравшихся в помещении над конторой 'Маяка'.

В то время на центральное место в своей работе Гурджиев ставил балет.

Он хотел организовать в Константинополе продолжение своего тифлисского

института; главное место в нем должны были занимать танцы и ритмические

упражнения, которые подготовили бы людей к участию в балете. Согласно его

идеям, балет должен стать школой. Я разработал для него сценарий балета и

начал лучше понимать его мысль. Танцы и все прочие 'номера' балета, вернее,

'ревю', требовали долгой и совершенно особой подготовки. Люди, принимавшие в

балете участие, должны были в силу этого обстоятельства изучить себя и

научиться управлять собой, продвигаясь таким образом к раскрытию высших форм

сознания. В балет в виде его обязательной части входили танцы, упражнения и

церемонии дервишей, а также малоизвестные восточные пляски.

Это было очень интересное время. Гурджиев часто приезжал ко мне в

Принкипо. Мы вместе бродили по константинопольским базарам. Ходили мы и к