Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 3

открыл и объяснил мне многое

- и главным образом то. почему достичь чего-либо в обычных условиях жизни

так трудно.

Однажды я удалился в комнату, где никто не мог меня видеть, и начал

шагать на месте, стараясь дышать по особому счету, т.е. делать вдох и выдох

за определенное число шагов. Спустя некоторое время, когда я начал уставать,

я заметил, точнее, ясно ощутил, что мое дыхание стало искусственным и

ненадежным. Я почувствовал, что вскоре не смогу дышать в соответствии с

шагами, что у меня установится обычное дыхание, конечно, ускоренное, но без

всякого счета.

Мне становилось все труднее и труднее дышать и отмечать время, наблюдая

за количеством дыханий и шагами. Я обливался потом, голова начала кружиться,

и я подумал, что сейчас упаду. Я уже начал отчаиваться в достижении

каких-либо результатов и был готов прекратить упражнение, как вдруг внутри у

меня как будто что-то внезапно лопнуло или сдвинулось - и дыхание стало

правильным и ровным, соответствующим тому темпу, которого я добивался,

причем без всяких усилий с моей стороны, и я стал получать достаточное

количество воздуха. Ощущение было необычайно приятным. Я закрыл глаза и

продолжал, шагая на месте, легко и свободно дышать, чувствуя, будто во мне

увеличивается сила. будто я становлюсь легче и сильнее. По-моему, если бы я

смог еще некоторое время продолжать это упражнение, я получил бы еще более

интересные результаты, потому что через мое тело уже начали проходить особые

волны радостной дрожи; а из предыдущих опытов я знал, что это явление

предшествует раскрытию внутреннего сознания.

Но тут кто-то вошел в комнату, и я прекратил упражнение.

После этого мое сердце долго еще билось в ускоренном темпе; ощущение

это не было неприятным. Я шагал на месте и дышал около получаса. Лицам со

слабым сердцем такое упражнение не рекомендую.

Этот эксперимент с особой достоверностью показал мне, что данное

упражнение можно перенести в двигательный центр, т.е. заставить двигательный

центр работать по-новому. Вместе с тем я убедился, что условием для такого

перехода является предельная усталость. Человек начинает любое упражнение

умом: и только когда достигнута предельная степень утомления, контроль может

перейти к двигательному центру. Это объясняло слова Гурджиева о

'сверхусилии'; стали понятны и многие из последних его требований.

Но впоследствии, сколько ни пробовал я повторить эксперимент, мне не

удалось получить тот же результат, т.е. вызвать то же самое ощущение.

Правда, пост закончился. а успех моего эксперимента был до некоторой степени

связан с ним.

Когда я рассказал об эксперименте Гурджиеву, он заметил, что без работы

общего характера, т.е. над всем организмом, такие вещи могут удаваться разве

что случайно.

Впоследствии я несколько раз слышал описания опытов, напоминающих мои,

от лиц, изучающих с Гурджиевым пляски и движения дервишей.

Чем более мы видели и уясняли сложность и разнообразие методов работы

над собой, тем яснее становились трудности пути. Мы понимали, что здесь

необходимо огромное знание, нужны колоссальные усилия и такая помощь, на

которую никто из нас не мог и не имел права рассчитывать. Мы обнаружили, что

даже начало работы над собой в более или менее серьезной форме представляет

собой исключительное явление, для которого необходимы тысячи благоприятных

внутренних и внешних условий. И начало еще не гарантировало будущего. Каждый

новый шаг требовал усилий; на каждом шагу нужна была помощь. Возможность

чего-то достичь казалась столь незначительной по сравнению с- трудностями,

что многие из нас вообще утратили желание совершать какие бы то ни было

усилия.

Это был неизбежный этап, через который проходит каждый человек, пока не

научится понимать, что бесполезно думать о возможности или невозможности

великих достижений в будущем, что человеку надо ценить то, что он имеет

сегодня, не думая о завтрашних приобретениях.

Но, конечно, идея трудности пути, его исключительного характера была

верной. И из нее вытекали вопросы, которые в разное время задавали

Гурджиеву:

'Существует ли какая-то разница между нами и людьми, не имеющими

понятия о системе?'

'Следует ли понимать дело так, что люди, которые не идут по одному из