Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

с помощью благородного юноши Теодора, который

считается крестьянином, но поразительно напоминает старого лорда Альфонсо,

правившего до воцарения Манфреда. Вскоре замок потрясают сверхъестественные

события; в разных местах находят отдельные части гигантских доспехов,

портрет выходит из рамы, удар грома разрушает здание, колоссальная фигура

Альфонсо в доспехах встает из руин, чтобы подняться между расступающимися

облаками к святому Николаю. Теодор, оплакивавший Матильду, дочь Манфреда,

убитую отцом по ошибке, оказывается сыном Альфонсо и его законным

наследником. Повествование завершается свадьбой Теодора с Изабеллой и

надеждой на долгую и счастливую жизнь, тогда как Манфред, чье злодеяние

стало причиной непонятной гибели его сына и других бед, отправляется

отбывать наказание в монастырь, а его несчастная жена ищет утешения в

соседнем монастыре.

Такова эта история, ходульная и лишенная настоящего космического ужаса,

который составляет главную часть литературы о сверхъестественном. Все же в

то время, ознаменованное жаждой до всего странного и старинного, роман был

воспринят абсолютно серьезно самыми взыскательными читателями и поднят,

несмотря на явную глупость, на пьедестал как важное явление в истории

литературы. Что он сделал на самом деле, так это стал первым романом,

повествующим о сверхъестественном со своими пейзажами,

персонажами-марионетками и сюжетом, и, взятый на вооружение писателями, от

природы более способными к этому направлению в творчестве, стимулировал

развитие подражательной готической школы, которая, в свою очередь, пробудила

к жизни настоящих ткачей космического ужаса -- ряд истинных художников,

первым из которых был По. Новая драматическая параферналия состояла в первую

очередь из готического замка, пугавшего своей древностью, огромного и

путаного, заброшенного, с разрушенными крылами, промозглыми коридорами,

страшными тайными катакомбами, с плеядой привидений и жуткими легендами,

представлявшего собой ядро страха и демонического ужаса. Кроме того,

обязательным было присутствие злобного высокородного тирана-негодяя; святой,

преследуемой и, как правило, бесцветной героини, которой было суждено пройти

через всякие ужасы и служить объектом читательских симпатий; доблестного и

безупречного героя, обязательно высокого происхождения, но, как правило,

прозябающего в безвестности; собрания звучных иностранных имен, в основном

итальянских, и массы всякого антуража, включая странный свет, отсыревшие

люки, заплесневевшие тайные манускрипты, скрипящие петли, качающиеся

гобелены и тому подобное. Вся эта параферналия повторяется с потрясающим

однообразием, но иногда бывает в высшей степени впечатляющей, если взять

историю готического романа в целом, и появляется даже в наши времена, хотя

авторы стал: искуснее и она не столь очевидна и наивна. Гармоничный millie

для новой школы был найден, и писательский мир не стал мед лить в отношении

новых возможностей.

Немецкий роман мгновенно отреагировал на сочинение Уолпола и вскоре

стал символом всего ужасного и сверхъестественного. В Англии едва ли не

первой последовательницей Уолпола была знаменитая миссис Барболд, в то время

мисс Айкин, которая в 1773 году опубликовала фрагмент под названием "Сэр

Бертран". В нем к струнам настоящего ужаса прикоснулась знающая рука.

Благородный господин, оказавшийся в одиночестве на темной пустоши и

привлеченный ударами колокола и далеким светом, входит в странный и

старинный замок, двери открываются перед ним, потом закрываются, а

блуждающие голубоватые огоньки ведут его на таинственную лестницу в

направлении остановивших часов и оживших черных статуй. В конце концов он

видит гроб с мертвой дамой и целует даму, после чего появляется роскошная

зала, где возвращенная к жизни дама устраивает прием в честь своего

освободителя. А вот другая история Уолполу очень понравилась, хотя к

остальным, и даже более значительным, "детям" своего "Отранто" он не

выказывал особого расположения; речь идет о "Старом английском бароне",

опубликованном в 1777 году Кларой Рив. По правде сказать, в этом

повествовании нет настоящего трепета на внешний ужас и тайну, который