Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

мрачных девственных лесов, вечно сумеречных, в которых могла

водиться любая нечисть; орды меднокожих индейцев, чей странный мрачный вид и

чьи жестокие обычаи прямо указывали на их дьявольское происхождение;

свобода, данная под влиянием пуританской теократии, в отношении строгого и

мстительного Бога кальвинистов и адского соперника этого Бога, о котором

очень много говорилось каждое воскресенье; мрачная сфокусированность на

своем внутреннем мире из-за лесного образа жизни людей, лишенных нормальных

развлечений и увеселений, измученных требованиями постоянного религиозного

самопознания, обреченных на неестественные эмоциональные репрессии, да еще

вынужденных вести постоянную жестокую борьбу за выживание -- все это

неизбежно порождало обстановку, в которой не только по уголкам шептались о

черных делах ведьм и рассказы о колдовстве и невероятных ужасах передавались

из уст в уста много позже жутких дней са-лемского кошмара.

По стал представителем более новой, более разочарованной и более

технически совершенной школы литературы о сверхъестественном, которая

родилась в недрах подходящей среды. Еще одна школа -- традиционных моральных

ценностей, дисциплинированного самоограничения, более или менее прихотливой

фантазии -- была представлена другой знаменитой, непонятой, одинокой фигурой

в американской словесности -- робким и чувствительным Натаниелем Готорном,

произросшим в старинном Салеме, где один из его прадедов был кровавым

судьей, преследовавшим ведьм. У Готорна нет жестокости, бесстрашия, ярких

цветов, напряженных драматических чувств, космического зла, неразделенного и

безличного артистизма По. Наоборот, у него нежная душа, зажатая в тиски

пуританства старой Новой Англии; затуманенная и тоскующая; опечаленная

аморальной вселенной и всюду сеющая семена банальных мыслей наших предков,

прославлявших святой и непреложный закон. Зло, будучи реальной силой для

Готорна, всегда появляется как тайный и побежденный соперник; и видимый мир

становится в его воображении сценой нескончаемой трагедии, в которой

участвуют невидимые и не совсем реальные сущности, борющиеся за власть и

влияющие на жизнь несчастных смертных, которые составляют суетное и

самообманывающееся человечество. Он был наследником американской литературы

о сверхъестественном и видел зловещую толпу смутных теней в обыденной жизни,

однако его не в меньшей степени интересовали впечатления, ощущения,

пробуждаемые собственно прекрасным искусством. Ему было необходимо придать

своей фантазии спокойную и грустную форму дидактической аллегории, в которой

его смирный покорный цинизм мог проявиться вместе с наивным морализаторством

в отношент вероломной человеческой расы, которую он не мог не любить не

оплакивать, несмотря на ее очевидное лицемерие. Сверхъестественный ужас,

таким образом, никогда не являлся главным для Готорна; но так как писатель

всем своим существом чувствовг его, то и не мог не живописать, призывая

нереальный мир , иллюстрации своей печальной проповеди.

Намеки Готорна на сверхъестественное, всегда спокойные и сдержанные и

не очень ясные, есть во всех его сочинениях. Настроение, порождающее их,

нашло для себя приятный выход в пересказе, с немецким привкусом,

классических мифов для детей в "Книге чудес" и "Тэнглвудских сказках", а в

иные времена проявлялось в некоторой странности и почти неуловимом

волшебстве или колдовстве в событиях, которые не должны были относиться к

сверхъестественным, как в его ужасном, вышедшем в с свет посмертно романе

"Тайна доктора Гримшоу", в котором с явным отвращением описан до сих пор

сохранившийся в Салеме дом, примыкающий к старинному кладбищу на

Чартер-стрит. В "Мраморном фавне", действие которого происходит на

итальянское вилле, имеющей недобрую славу, великолепно сфантазированные

тайны являют себя на границе поля зрения обычного читателя; на всем

протяжении повествования рассыпаны намеки на неземную кровь, бегущую по

жилам смертного, и это не может не подстегивать интерес, несмотря на

упорного инкуба поучительной аллегории, антипапистской пропаганды и

пуританского ханжества который побудил современного писателя Д. Г. Лоренса

выразить желание отнестись к автору с неуважением. "Септимус Фелтон" один из