Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

жителя.

Пышной, но до недавних пор неизвестной была еврейская ветвь литературы

о сверхъестественном, которая выжила и расцвела в безвестности, благодаря

значительному наследству древней восточной магии, апокалипсической

литературы и каббалистики. Семитский ум, как кельтский и тевтонский, похоже,

обладает выраженными мистическими наклонностями, а богатство подпольной

традиции ужаса, выжившей в гетто и синагогах, должно быть куда больше, чем

обычно воображают. Сама каббалистика, столь значительная в Средневековье,

является философской системой, объясняющей вселенную как эманации Бога,

включающие неизвестные пространства и неизвестных существ, помимо видимого

мира, из которого можно вызвать черные силы, если знать особые тайные

заклинания. Все это тесно связано с мистической интерпретацией Ветхого

Завета, когда каждая буква древнееврейского алфавита наделяется

эзотерическим значением -- обстоятельство, которое придает древнееврейским

буквам нездешнее сияние и силу в популярной литературе о магии. Иудейский

фольклор сохранил в себе ужас и тайны прошлого, и если его получше изучить,

то очевидно, что он всерьез повлияет на литературу о сверхъестественном.

Лучшие образцы использования его в литеатуре -- пока еще немецкий "Голем"

Гюстава Мейринка и драма "Диббук" еврейского автора, который писал под

псевдонимом Анский. "Голем" с его таинственными призрачными чудесами и

ужасами недосягаем для нас, так как выпущен в Праге и рассказывает с

поразительным мастерством о пражском старинном гетто, где были дома с

призрачными остроконечными крышами. Имя Голем принадлежит мифическому

искусственному великану, который якобы был создан и оживлен средневековым

раввином, знавшим нужные заклинания. Пьеса "Диббук", переведенная и изданная

в Америке в 1925 году, потом была поставлена в виде оперы. В ней с

уникальной силой повествуется о злом духе умершего человека, вселившемся в

живого человека. И големы, и диббуки -- традиционные персонажи, которые

довольно часто встречаются в поздней еврейской литературе.

7. Эдгар Аллан По

В 1830-х годах произошло литературное "рождение", впрямую повлиявшее не

только на историю литературы о сверхъестественном, но и на жанр рассказа в

целом; а не впрямую -- на формирование судьбы великой европейской

эстетической школы. Нам, американцам, очень повезло, что это "рождение"

произошло у нас, потому что мы можем назвать своим самого знаменитого и

самого несчастливого нашего соотечественника Эдгара Аллана По. Слава пришла

к По не сразу, и хотя сейчас в среде "продвинутой интеллигенции" модно

занижать его значение и влияние, однако зрелому и понимающему критику

невозможно отрицать невероятную ценность его творчества и поразительную силу

его разума, ставшего первооткрывателем многих художественных просторов.

Правда, его наблюдения уже как будто были предсказаны, но именно он первым

осознал новые возможности, придумал для них соответствующую форму и дал им

систематический выход. Правда и то, что впоследствии авторы могли создавать

более талантливые произведения, но ведь именно он учил их примером и

теорией, расчищая им путь и ведя их по нему, чтобы они создавали что-то

более великое. Какие бы ни были у По ограничения, он сделал то, чего никто

никогда не делал и не мог сделать, и именно ему мы обязаны тем, что имеем

современную литературу ужаса в ее окончательном и совершенном виде.

До Э. А. По большинство писателей, работавших со сверхъестественным

материалом, в основном двигались на ощупь, не понимая психологической основы

тяготения к ужасу, и им в большей или меньшей степени мешала привязанность к

ничего не значащим литературным условностям, например: счастливый конец,

победа добра в целом, ложное морализаторство, а также следование принятым

стандартам и ценностям, старания вложить собственные чувства в повествование

и стать на сторону приверженцев тех идей в искусстве, которые были приняты

большинством. По же, как настоящий художник, решил быть безличным; он знал,

что функция художественной литературы отображать и интерпретировать события

и чувства вне зависимости от того, куда они ведут и что доказывают, --

добрые они или злые, приятные или отталкивающие, стимулирующие или