Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

христианских доктрин и до чудовищных ужасов

ведьмовства и черной магии. Колдуны и алхимики эпохи Ренессанса --

Нострадамус, Тритемий, доктор Джон Ди, Роберт Фладд -- появились не на

пустом месте.

На плодородной почве произросли мрачные мифы и легенды, которые

сохраняются в литературе о сверхъестественном по сей день, более или менее

замаскированные или подвергнутые изменениям в соответствии с нашим временем.

Многие из них взяты из древних устных источников и составляют часть вечного

наследия человечества. Тень, которая появляется и требует захоронения

костей, демонический возлюбленный, который приходит за своей живой невестой,

оседлавший ветер демон смерти, оборотень, запертая комната, бессмертный

колдун -- все это можно найти в любопытных средневековых творениях, которые

покойный мистер Бэринг-Гулд аккуратно собрал в книгу. Там, где сильнее

проявляла себя мистическая северная кровь, атмосфера народных сказок была

более напряженной, ибо на творчестве романской расы есть четкий след

рационализма, отвергающий даже ее собственные самые причудливые суеверия и

многие обертоны из волшебств, столь характерных для творчества нашего

лесного и промерзшего населения.

Если вся литература вышла из поэзии, то, может быть, и

сверхъестественное тоже сначала появилось в поэзии? Примеры, взятые из

старины, как ни странно, прозаические: оборотень у Петрония, страшные

пассажи у Апулея, короткое, но знаменитс письмо Плиния Младшего, странная

компиляция "О чудесах" Флегонта, грека-вольноотпущенника императора Адриана.

Именно у Флегонта мы впервые находим историю о мертвой невесте ("Филиннион и

Махатес"), в дальнейшем пересказанную Проклом и в новые времена вдохновившую

Гете на создание "Коринфской невесты", а Вашингтона Ирвинга на создание

"Немецкого студента". Но и в то время, когда старый северный миф принимал

литературную форму, и в более позднее время, когда сверхъестественное стало

постоянным элементом в литературе, мы обнаруживаем его облаченным в

метрическое платье; в точности как было с большей частью вдохновенной

литературы Средневековья и Ренессанса. Скандинавские "Эдды" и саги громыхают

космически ужасом, потрясает застывшим ужасом Мимир со своим бестелесным

отродьем, да и наше собственное англо-саксонское сказание о Беовульфе и

более поздние континентальные сказания о Нибелунгах полны

сверхъестественного и колдовского. Данте стал первопроходцем в классическом

освоении жуткой атмосферы, в Спенсеровых величественных строфах можно

увидеть больше чем пара намеков на фантастический ужас в пейзаже, событиях и

характерах. Проза подарила нам "Смерть Артура" Мэлори, где есть много

страшных ситуаций, взятых из ранних баллад, например меч и шелковый покров,

снятый с Погибельного Сиденья сэром Галахадом, тогда как другие и более

грубые моменты, несомненно, нашли дорогу в дешевые и сенсационные

"книжонки", которыми торговали вразнос и которые раскупались невежественными

людьми. Судя по елизаветинской драме с ее "Доктором Фаустом", ведьмами в

"Макбете", призраком в "Гамлете" и ужасами Уэбстера, мы можем легко

представить могучее воздействие демонического на человеческое сознание, еще

более усиление реальным страхом перед современным колдовством, ужасы

которого, поначалу заявившие о себе на континенте, громко откликнулись в

Англии охотой на ведьм Иакова I. К таинственной мистической прозе этих

времен можно добавить длинный список трактатов о колдовстве и демонологии,

которые волнуют воображение читающего мира.

В семнадцатом и восемнадцатом столетиях мы видим все больше легенд и

баллад темного содержания; и все же они существуют как бы под прикрытием

благовоспитанной и принятой литературы. В большом количестве выпускаются

дешевые книжки об ужасах и сверхъестественном, и мы констатируем живой

интерес к ним благодаря таким сочинениям, как "Видение миссис Вил" Дефо,

которое представляет собой безыскусный рассказ о визите призрака мертвой

женщины к ее подруге, написанный для рекламы плохо распродававшегося

теологического трактата о смерти. Высшие слои общества теряли веру в