Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

сомнений, не случайно, и в

предисловии к одному из своих сборников автор сформулировал три основных

правила сочинения об ужасном. История о привидениях, как он считает, должна

происходить в знакомых декорациях современного мира, чтобы быть ближе к

читателю с его жизненным опытом. В феномене сверхъестественного, кроме того,

должно быть заложено зло, а не добро, поскольку автор собирается вызвать у

читателя в первую очередь страх. И наконец, нужно тщательно избегать patois

(Местный говор) оккультизма или псевдонауки, иначе очарование случайного

правдоподобия исчезнет в неубедительном педантизме.

Осуществляя на практике свои теоретические установки, доктор Джеймс

раскрывает тему в легкой, часто разговорной манере. Создавая иллюзию

повседневности, он вводит сверхъестественные элементы осторожно и

постепенно; окружая их обыденными прозаическими деталями, а иногда парой

штрихов из своей средневековой учености. Осознавая тесную связь между

современным сверхъестественным феноменом и традицией, он обычно использует

отдаленных исторических предшественников описываемых им событий; имея в

таких случаях возможность применить свои знания прошлого, а также

способность архаизировать речь и колорит. Любимая сцена в историях Джеймса

-- какой-нибудь старый собор, который автор может описать с профессиональной

дотошностью.

В повествованиях доктора Джеймса нередко случаются насмешливые виньетки

и портреты с натуры, которые в его опытных руках служат для усиления

главного элемента и совсем их не портят, как это случилось бы у менее

искусного мастера. Предлагая новый тип привидения, он далеко уходит от

привычной готической традиции, ибо там большинство привидений были бледными

и величественными, и об их присутствии узнавали, лишь увидев их, а ( призрак

Джеймса тощий, маленький и волосатый -- медлительное адское страшилище,

нечто среднее между человеком и зверем, -- и к нему обычно сначала

прикасаются, а уж потом его видят. Иногда зрелище бывает еще более

эксцентричным -- штука фланели с паучьими глазами или невидимое существо,

которое заворачивается в простыни и показывает лицо из мятой ткани. Доктор

Джеймс владеет, и это очевидно, научными познаниями в области нервной

системы человека и его эмоций и знает, как соотнести утверждение, фантазию и

тонкие предположения, чтобы получить наилучший результат. Ему больше удаются

события и декорации, чем атмосфера, и нужные чувства он вызывает у

читателей, обращаясь не к чувствам, а к разуму. Конечно же этот метод, с

потерями в ярких кульминациях, имеет свои недостатки, так же, как

достоинства, и многие будут скучать по напряжению, которого такие писатели,

как Мейчен, добиваются с помощью слов и декораций. Однако обвинение в скуке

можно предъявить лишь немногим рассказам. Как правило, лаконичного и

искусного разворачивания сверхъестественных событий бывает достаточно для

пробуждения у читателя желанного ужаса.

Рассказы мистера Джеймса объединены в четыре маленьких сборника:

"Рассказы антиквария о привидениях", "Новые рассказы антиквария о

привидениях", "Тощий призрак и другие" и "Предостережение любопытному". У

него есть еще милая детская фантазия "Пять кувшинов", в которой действуют

свои сверхъестественные существа. Из написанного мистером Джеймсом трудно

выбрать самое любимое или, скажем, типическое, хотя у каждого читателя,

несомненно, свои пристрастия в зависимости от темперамента.

"Граф Магнус", безусловно один из лучших рассказов, изображает

подлинную -- тревожную и неопределенную -- Голконду. Мистер Враксолл --

английский путешественник середины девятнадцатого столетия -- прибывает в

Швецию, чтобы собрать материал для книги. Постепенно его заинтересовывает

древний род де ла Гарди, живший недалеко от деревни Рабак, и он начинает

изучать все, что о нем известно, а в результате этих занятий его особенно

завораживает фигура строителя манора, некоего графа Магнуса, о котором ходят

страшные и странные слухи. Граф, который жил в начале семнадцатого столетия,

был жестоким хозяином, знаменитым своими наказаниями браконьеров и

провинившихся арендаторов. Его жестокость вошла в поговорку, а после его