Флоринда Доннер

Сон ведьмы (Часть 1)

я

попросила зайти его в дом. - она в своей рабочей комнате, - сказала я. -

сейчас я зайду предупредить ее о вашем приходе. - я шагнула вперед и

ободряюще улыбнулась ему. - как ваше имя?

- Не говори ей обо мне, - попросил мужчина, схватив мою руку. - дай я

пойду сам. Я знаю дорогу. - хромая, он тяжело пересек патио и коридор.

Секунду постояв перед занавесом комнаты доньи Мерседес, он поднялся по

двум ступеням и вошел внутрь.

Я шла за ним, готовясь взять на себя вину за бесцеремонное вторжение.

На секунду я подумала, что она уже в постели. Но как только мои глаза

привыкли к дымной темноте, я увидела ее в дальнем конце комнаты. Она

сидела на стуле, едва различимая в свете одинокой свечи, зажженной на

алтаре.

- Федерико Мюллер! - задохнулась она, рассматривая его в полной

панике. Она несколько раз провела рукой по глазам, не веря себе. - не

может быть. Все эти годы я думала, что ты умер.

Он неловко опустился на колени и, положив голову на ее колени,

зарыдал, словно ребенок. - помоги мне, помоги мне, - повторял он сквозь

плач.

Я заторопилась к выходу, но резко остановилась, услышав, как

Фредерико Мюллер упал на пол с громким стуком.

Я хотела позвать Канделярию, но донья Мерседес остановила меня. - как

странно! - воскликнула она дрожащим голосом. - все сходится, как в

волшебном кроссворде. Это тот человек, которого ты мне напоминала. И ты

вернула мне его.

Я хотела сказать ей, что не вижу сходства между собой и этим

стариком, но она отправила меня в свою спальню за корзиной с

лекарственными травами. Когда я вернулась, Фредерико Мюллер все еще лежал

на полу. Донья Мерседес пыталась привести его в чувство.

- Позови Канделярию, - приказала она. - я не могу прикасаться к нему

сама.

Канделярия, услышав шум, уже стояла в дверях. Она вошла. В ее глазах

было недоверие и ужас. - он вернулся, - прошептала она, приближаясь к

Фредерико Мюллеру. Она перекрестилась и, обернувшись к донье Мерседес,

спросила: - что мне надо делать?

- Его душа отделилась от его тела, - ответила она. - я слишком слаба,

чтобы вернуть ее назад.

Канделярия быстро перевела инертное тело Фредерико Мюллера в сидячее

положение. Обняв, она придерживала его сзади. Кости его спины трещали,

словно лопались на тысячи кусков.

Она прислонила его к стене. - он очень плох. Я думаю, он вернулся

сюда, чтобы умереть. - Канделярия вновь перекрестилась и вышла из комнаты.

Фредерико Мюллер открыл глаза. Он окинул нас мутным взором, а затем

посмотрел на меня в молчаливой просьбе оставить его наедине с доньей

Мерседес.

- Музия, - сказала она слабым голосом, остановив меня у выхода. - ты

вернула его в мою жизнь, и ты должна остаться с нами.

Я нерешительно уселась на свой табурет. Он начал говорить, ни на чем

не останавливаясь конкретно. Его бессвязные реплики продолжались часами.

Мерседес Перальта внимательно слушала его. Что бы он ни говорил, все было

важно для нее.

Когда он кончил говорить, потянулись долгие минуты молчания. Донья

Мерседес медленно поднялась и зажгла свечу перед богородицей. Она стояла

перед алтарем как древняя статуя, ее лицо превратилось в невыразительную

маску. Лишь глаза, полные слез, казались живыми. Она прикурила сигару и

несколько раз глубоко затянулась, как будто питая какую-то силу в своей

груди.

Пламя ярко вспыхнуло. Свеча бросала жуткий свет на ее фигуру, когда

она повернулась к Фредерико Мюллеру. Тихо нашептывая заклинания, она

помассировала сначала его голову, а затем плечи.

- Ты можешь поступить со мной, как захочешь, - сказал он, прижимая ее

ладони к своим вискам.

- Иди в гостиную, - сказала донья Мерседес; ее голос перешел на

дрожащий шепот. - я дам тебе валериановое зелье. Оно заставит тебя

заснуть. - улыбаясь, она гладила его волосы.

Он неуверенно прошел через патио и коридор звук его шагов отдавался

слабым эхом по всему дому.

Мерседес Перальта вновь вернулась к алтарю, но не пошла к нему. Она

начала падать, и я подскочила к ней, подхватывая ее. Чувствуя

неконтролируемую дрожь ее тела, я поняла, каким огромным было ее

напряжение и состояние нерешительности. Она часами утешала Фредерико

Мюллера. Но я видела лишь ее смятение. Она никогда не рассказывала о себе.

- Музия, скажи Канделярии, пусть