Флоринда Доннер

Сон ведьмы (Часть 1)

Черная и огромная, она стояла напротив белой церковной

стены. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. И хотя он не был

верующим, его губы тихо зашептали молитву. Тень растворилась в слабом

облаке дыма.

Наверное, ослепительные лампы на площади сыграли шутку с его глазами,

подумал он. Рорэма и Канделярия объяснили бы это по-другому. Они бы

сказали, что он видел одно из тех ночных существ, которые бродят по ночам.

Существо, которое никогда не оставляет следов, и лишь таинственными

сигналами оно сообщает о своем присутствии и исчезновении.

Голос контролера вмешался в его мысли. Микони оплатил свой проезд и

спросил, как лучше проехать в порт Ла Гуэйра, а затем закрыл глаза.

Дребезжа и покачиваясь, автобус пересек долину и медленно поднялся на

пыльную извилистую дорогу. Микони прильнул к окну, рассматривая все в

последний раз. Отступающие пятна крыш и белая церковь с колокольней

проплыли перед его помутневшими от слез глазами. Как он любил звон этих

колоколов! Он больше никогда не услышит их снова.

Отдохнув немного под неуловимой тенью цветущего миндального дерева,

Гвидо Микони прошелся по площади и свернул на сонную, узкую улочку,

которая кончалась кривыми ступеньками, вырезанными в холме. Он поднялся до

середины и осмотрел порт. Ла Гуэйро - город, зажатый между горами и морем;

розовые, голубые и буро-желтые дома, церковные башни-близнецы и старая

таможня, которая, как какой-то древний форт, врезалась в гавань.

Его повседневные экскурсии в это уединенное место стали

необходимостью. Только здесь он чувствовал себя в безопасности и покое.

Иногда он проводил здесь несколько часов, наблюдая, как швартуются большие

корабли. По флагам и цвету дымовых труб он пытался угадать, какой стране

они принадлежат.

Его еженедельные визиты в контору судоходства этого города были так

же необходимы для его благополучия, как и это наблюдение за судами. Прошел

месяц с тех пор, как он оставил Рорэму и Канделярию, а он все еще не мог

решить, вернуться ли ему в Италию напрямик или проездом через Нью-Йорк.

Или последовать совету мистера Гилкема из судоходной конторы: сесть на

один из немецких сухогрузов, плывущих через Рио, Буэнос-Айрес, через

Африку в средиземное море и посмотреть на мир. Но какими бы заманчивыми ни

были его возможности, он не мог заставить себя заказать обратный билет в

Италию. Он не понимал, почему. Хотя в глубине души он знал причину.

Он поднялся на вершину холма и свернул на узкую извилистую тропинку,

ведущую к пальмовой рощице. Он сел на землю, прислонив спину к стволу, и

начал обмахивать себя шляпой. Тишина была абсолютной. Пальмовые листья

неподвижно обвисли. Даже птицы парили без каких-либо усилий, словно

падающие листья, подколотые к безоблачному небу.

Он услышал отдаленный смех, эхом отозвавшийся в тишине. Вздрогнув, он

оглянулся. Звенящий звук напомнил ему смех его дочери. Внезапно ее лицо

материализовалось перед его глазами. Мимолетный образ, бестелесный,

плывущий в каком-то слабом свете; ее лицо, казалось, было окружено нимбом.

Быстрыми, резкими движениями, словно стараясь стереть наваждение,

Гвидо Микони замахал своей шляпой.

Возможно, что Канделярия на самом деле родилась ведьмой, - размышлял

он. - может ли ребенок действительно быть причиной его нерешительности с

отъездом? - спрашивал он самого себя. Была ли она причиной его

неспособности вспомнить лица жены и детей, оставшихся в Италии, как бы

сильно он ни желал этого?

Гвидо Микони встал и обвел глазами горизонт. На секунду он подумал,

что спит и видит огромный корабль, который появился словно мираж в

дрожащем мареве раскаленного воздуха. Судно подходило все ближе и ближе,

направляясь в гавань. Несмотря на расстояние, он ясно различал белую,

красную и зеленую трубы.

- Итальянское судно! - закричал он, подбросив свою шляпу в воздух. Он

был уверен, что теперь его наконец оставят чары Венесуэлы, Рорэмы и

Канделярии, этих суеверных созданий, которые читают приметы по полету

птиц, движению теней, направлению ветра. Он счастливо улыбнулся. Это

судно, входящее в гавань, было прекрасным чудом, было его освобождением.

В волнении он несколько раз оступился, сбегая вниз по кривым

ступенькам. Он помчался мимо старых колониальных домов. Не останавливаясь,