Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения

'творчество' (это слово Гурджиев произнес с ударением), и восприятие

зрителей, слушателей или читателей.

'В подлинном искусстве нет ничего случайного. Это математика. В нем все

можно вычислить, все можно знать заранее. Художник знает и понимает, что ему

нужно передать, и его работа не может произвести на одного человека одно

впечатление, а на другого - другое, при условии, конечно, что оба они - люди

одного уровня. Она с математической точностью производит одно и то же

впечатление.

'Одно и то же произведение искусства вызовет, однако, разные

впечатления у людей разных уровней, и люди низшего уровня никогда не получат

от него того, что получают люди высших уровней. Это - истинное, объективное

искусство. Вообразите какой-нибудь научный труд, книгу по астрономии или

химии. Невозможно, чтобы один человек понимал ее так, а другой - иначе.

Каждый человек, достаточно подготовленный и способный прочесть ее, поймет,

что имеет в виду автор, - и поймет именно так, как это выражено автором.

Объективное произведение искусства подобно такой книге, но оно действует и

на эмоциональную сторону человека, а не только на интеллект.'

- А существуют ли в наше время такие произведения объективного

искусства? - спросил я.

- Конечно, существуют, - ответил Гурджиев. - Таким произведением

искусства является большой египетский сфинкс, равно как и некоторые

известные нам творения архитектуры, некоторые статуи богов и многое другое.

Есть фигуры божеств и мифологических существ, которые можно читать как

книги, но только не умом, а эмоциями - при условии, что они достаточно

развиты. Во время наших путешествий по Центральной Азии, в пустыне у

подножья Гиндукуша, мы нашли странную фигуру, которую приняли за какого-то

древнего бога или демона. Сперва она произвела на нас просто курьезное

впечатление. Однако через несколько дней мы почувствовали, что фигура

содержит в себе многое, какую-то большую, полную и сложную систему

космологии. И медленно, шаг за шагом, начали расшифровывать эту систему. Она

была скрыта во всем - в туловище фигуры, в ее руках, ногах, в голове,

глазах, ушах - во всем. В статуе не было ничего случайного, ничего

бессмысленного. И постепенно мы поняли цель тех людей, которые ее воздвигли.

Мы начали ощущать их мысли и чувства; некоторые из нас, казалось, видели их

лица, слышали их голоса. Во всех явлениях мы схватывали смысл того, что они

хотели передать через тысячелетия, и не только смысл, но и все, что

связывалось с чувствами и эмоциями. Это было подлинное искусство!

Меня очень заинтересовали слова Гурджиева об искусстве. Его принцип

разделения искусства на субъективное и объективное говорил мне очень многое,

хотя я не понимал еще всего, что он вкладывал в эти слова. Я всегда ощущал в

искусстве некоторые подразделения и градации, которые не мог ни определить,

ни сформулировать и которые вообще никто не сформулировал. Тем не менее, я

знал, что эти деления и градации существуют, и поэтому все разговоры об

искусстве, не признававшие таких подразделений и градаций, казались мне

пустыми и бесполезными, просто спорами о словах. В том, что сказал Гурджиев,

в его указаниях на разные уровни, которых мы не различаем и не понимаем, я

ощутил приближение к тем самым градациям, которые чувствовал, но не был в

состоянии выразить.

В общем, меня удивило многое из того, что говорил Гурджиев. Были идеи,

которых я не мог понять и которые казались мне фантастическими и

необоснованными. Другие вещи, наоборот, странным образом совпадали с тем,

что я сам уже давно понял. Более всего меня заинтересовала связанность всего

того, что он говорил. Было очевидно, что его идеи не оторваны одна от

другой, как это бывает со всеми научными и философскими идеями, а составляют

единое целое, из которого я видел пока лишь отдельные части.

Я думал об этом в ночном поезде, когда ехал из Москвы в Петербург. Я

спрашивал себя, действительно ли я нашел то, что искал. Возможно ли, чтобы

Гурджиев знал то, что нужно для перехода от слов и идей к делам, к 'фактам'?

Я не был еще ни в чем уверен, ничего не мог с точностью сформулировать, но

во мне появилась внутренняя убежденность, что что-то для меня уже

изменилось, что теперь все пойдет иначе. ГЛАВА 2