Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

ко мне тонкую пленку. Его

немигающие глаза смотрели на меня, не отрываясь. Наконец он отвел их и

заговорил, не глядя больше в мою сторону,

- Как только сомнения овладеют тобой до опасного предела, - сказал

он, - сделай с этим что-нибудь осмысленное. Выключи свет. Проникни во

тьму; рассмотри все, что сможешь увидеть.

Он встал, чтобы выключить свет. Я остановил его.

- Нет, нет, дон Хуан, - сказал я, - не выключай свет. Со мной все в

порядке.

Меня обуяло совершенно необычное для меня чувство - страх темноты.

Одна мысль о ней стискивала мне горло. Я определенно знал о чем-то

подспудно, но я ни за что на свете не коснулся бы этого знания и не

извлек бы его наружу.

- Ты видел быстрые тени на фоне деревьев, - сказал дон Хуан,

развернувшись в кресле. - Это прекрасно. Я хотел бы, чтобы ты увидел их

в этой комнате. Ты ничего не видишь. Ты лишь улавливаешь мечущиеся

картинки. Для этого у тебя хватит энергии.

Я страшился того, что дон Хуан может встать и выключить свет, и он

так и сделал. Две секунды спустя я расхохотался. Я не только уловил эти

мечущиеся картинки, но и услышал, как они жужжат мне на ухо. Дон Хуан

рассмеялся вместе со мной и включил свет.

- Что за темпераментный парень! - воскликнул он. - С одной стороны,

ни во что не верящий, а с другой - совершеннейший прагматик. Тебе

следовало бы разобраться с этой твоей внутренней борьбой. Не то ты

надуешься, как большая жаба, и лопнешь.

Дон Хуан продолжал уязвлять меня все глубже и глубже.

- Маги древней Мексики, - говорил он, - видели хищника. Они

называли его летуном*, потому что он носится в воздухе. Это не просто

забавное зрелище. Это большая тень, мечущаяся в воздухе непроницаемо

черная тень. Затем она плашмя опускается на землю. Маги древней Мексики

сели в лужу насчет того, откуда она взялась на Земле. Они полагали, что

человек должен быть целостным существом, обладать глубокой

проницательностью, творить чудеса осознания, что сегодня звучит всего

лишь как красивая легенда. Но все это, по-видимому, ушло, и мы имеем

теперь трезвомыслящего человека.

Мне захотелось рассердиться, назвать его параноиком, но мое

здравомыслие, всегда готовое взять на себя управление, вдруг куда-то

исчезло. Что-то во мне мешало задать себе мой любимый вопрос: а что,

если все это правда? В ту ночь, когда он говорил мне это, я нутром чуял,

что все, что он говорит, - правда, и в то же время с такой же силой

чувствовал, что все им сказанное - сама абсурдность.

- Что ты говоришь, дон Хуан? - еле смог спросить я.

Мне стиснуло гортань, и я с трудом мог дышать.

- Я говорю, что то, что выступает против нас, - не простой хищник.

Он весьма ловок и изощрен. Он методично делает нас никчемными. Человек,

которому предназначено быть магическим существом, уже не является

таковым. Теперь он простой кусок мяса. Заурядный, косный и глупый, он не

мечтает больше ни о чем, кроме куска мяса.

Слова дона Хуана вызывали странную телесную реакцию, напоминавшую

тошноту. Меня словно бы вновь потянуло на рвоту. Но тошнота эта исходила

из самых глубин моего естества, чуть ли не из мозга костей. Я скорчился

в судороге. Дон Хуан решительно встряхнул меня за плечи. Я почувствовал,

как моя голова болтается из стороны в сторону. Это сразу успокоило меня.

Я более или менее обрел над собой контроль.

- Этот хищник, - сказал дон Хуан, - который, разумеется, является

неорганическим существом, в отличие от других неорганических существ,

невидим для нас целиком. Я думаю, что будучи детьми, мы все-таки видим

его, но он кажется нам столь пугающим, что мы предпочитаем о нем не

думать. Дети, конечно, могут сосредоточить на нем свое внимание, но

окружающие убеждают их не делать этого.

- Все, что остается людям, - это дисциплина, - продолжал он.

- Лишь дисциплина способна отпугнуть его. Но под дисциплиной я не

подразумеваю суровый распорядок дня. Я не имею в виду, что нужно

ежедневно вставать в полшестого и до посинения обливаться холодной водой.

Маги понимают под дисциплиной способность спокойно противостоять

неблагоприятным обстоятельствам, не входящим в наши расчеты. Для них

дисциплина - это искусство, искусство неуклонно противостоять

бесконечности, не потому, что ты силен и несгибаем, а потому, что

исполнен благоговения.

- И каким же образом дисциплина магов может отпугнуть его? -

спросил я.

- Маги говорят, что дисциплина делает сверкающую оболочку осознания

невкусной для летуна, - сказал дон Хуан, внимательно всматриваясь в мое

лицо, как будто стараясь разглядеть