Говард Ф.Лавкрафт

За гранью времен

книг по классам и подклассам.

Один раз я задержался перед глубокой нишей с несколькими такими шкафами

и не без труда снял с полки самую тонкую из книг, заглавие которой было

написано все теми же иероглифами, порядок расстановки которых, однако,

показался мне необычным.

Опустив книгу на пол, я уверенно открыл замок, запиравший крышку ее

футляра. Страницы, как я и ожидал, были размером двадцать на пятнадцать

дюймов, общая же толщина собственно тома вместе с гибкой металлической

обложкой составляла около двух дюймов. Материал страниц и сам текст

практически не пострадали от времени -- я свободно мог разобрать широкие,

странно расцвеченные линии письма, не похожие ни на здешние иероглифы, ни на

какой-либо другой земной алфавит. Внезапно мне пришло в голову, что это мог

быть язык одного из пленных сознаний, встречавшихся в моих снах -- оно было

перенесено сюда с крупного астероида, сохранившего древние формы жизни

первичной планеты, частью которой он прежде являлся. Одновременно я

вспомнил, что данный раздел архивов предназначался именно для внеземных

цивилизаций.

Оторвавшись, наконец, от этого пусть уникального, но совершенно

нечитабельного документа, я двинулся дальше, предварительно зарядив

потускневший фонарь новой батарейкой, которую всегда имел про запас. Звуки

моих шагов отдавались несообразно громким, пугающим эхом под сводами древних

катакомб, да и сами следы моих ботинок выглядели как-то жутко на этих

пыльных полах, по которым ни разу за все миллионы лет их истории не проходил

человек.

Я не отдавал себе отчета в конкретной цели этой безумной гонки; все

совершалось помимо и вопреки моей воле, мне же была предоставлена роль

свидетеля -- или исполнителя -- способного лишь воспринимать, но никак не

влиять на ход событий.

Коридор между тем плавно перешел в наклонную галерею и я, не сбавляя

скорость, начал спускаться вниз. Один за другим мелькали подземные этажи, на

которых я не задерживался ни на секунду. В моем мозгу тем временем все

явственнее проступал странный ритм, двигаясь в такт которому кисть моей

правой руки непроизвольно совершала какие-то хитроумные нажимы и повороты,

словно отпирая секретный замок невидимого сейфа.

Если все это было лишь сном, то каким образом он -- я не говорю уже о

подсознательно усвоенных текстах древних мифов -- мог выработать во мне

столь тонкий и сложный мышечный рефлекс? Я отказывался понимать такие вещи,

да они, похоже, и не нуждались в моем понимании -- предел разумного был

перейден еще в тот момент, когда я только начал "узнавать" окружающую

обстановку. Не исключено, что я тогда уже -- как и сейчас в редкие минуты

просветления -- был уверен в иллюзорности описываемых событий, полагая их

просто очередным фрагментом все того же многолетнего нескончаемого сна...

Но вот я достиг самого нижнего уровня и сразу свернул направо. Здесь,

повинуясь какому-то смутному инстинкту, я постарался по возможности смягчить

шаги, несмотря на то, что скорость моя из-за этого резко упала. Где-то

впереди было место, к которому я боялся приближаться, но встречи с которым,

вероятно, никак нельзя было избежать.

Вскоре по дуновению влажного холодного воздуха я догадался о причине

своего страха -- мне предстояло опять пересечь громадный колодец черной

базальтовой башни, где должен был находиться еще один запечатанный и

охраняемый -- то есть когда-то давно охранявшийся -- люк.

Достигнув башни, я на цыпочках, почти не дыша, миновал отверстие,

которое оказалось широко открытым, и вступил в очередной заполненный

книжными шкафами коридор. Внимание мое привлекли несколько шкафов, упавших

сравнительно недавно, судя по очень тонкому налету пыли на куче рассыпанных

книг. В тот же миг меня словно ударило током -- я замер на месте, боясь

пошевелиться и все еще ничего не понимая.

Опрокинутые полки, валявшиеся на полу фолианты -- подобные вещи здесь

отнюдь не были редкостью, учитывая, что за свою долгую историю эти мрачные

лабиринты пережили бессчетное множество землетрясений. В данном случае дело

было в другом.

Меня ужаснула не сама по себе куча книг, а непосредственно прилегавший

к ней участок пыльного пола. При свете фонаря мне показалось, что пыль