Говард Ф.Лавкрафт

За гранью времен

-- очень уж

непривычными были растения, раскачивавшиеся на ветру по сторонам широких

аллей. Преобладали, как ни странно, гигантские папоротники -- иногда

зеленые, а иногда отвратительно бледные, цвета поганки. Местами над

зарослями поднимались пальмы с тонкими коленчатыми, как у бамбука, стволами.

Были там также росшие пучками подобия цикадовых3, заросли

странных темно-зеленых кустарников и деревья, напоминавшие по виду хвойные.

Цветы -- мелкие, бледные и совершенно мне незнакомые -- были высажены в

клумбах различной конфигурации и во множестве виднелись просто среди травы.

На отдельных террасах или в разбитых на крышах садах можно было увидеть

более крупные и яркие цветы, отнюдь не радовавшие глаз своими

отвратительно-хищными формами -- эти, вне всякого сомнения, были плодами

искусственной селекции. Невероятной величины и окраски грибы располагались в

соответствии с определенной схемой, что выдавало наличие хорошо развитой

садоводческой традиции. В больших парках внизу еще можно было заметить

стремление сохранить естественный растительных покров, но садики на крышах

были ухожены вплоть до фигурной стрижки кустов и деревьев.

Небо почти постоянно было затянуто тучами, временами я становился

свидетелем потрясающих грозовых ливней. Изредка появлялось и солнце -- оно

было куда крупнее обычного -- или луна, на поверхности который я не смог

обнаружить никаких известных мне примет. В одном-двух случаях, когда небо

прояснялось, я мог наблюдать созвездия, но почти ничего не узнавал. Даже те

немногие, что казались мне знакомыми, были как-то странно искажены и

смещены; по их положению на небе я определил, что нахожусь где-то в южном

полушарии, в районе тропика Козерога.

Дальний горизонт скрывался в дымке, сквозь которую я различал за

пределами города полосу джунглей, состоявших из гигантских папоротников,

пальм,

лепидодендронов4 и

сигиллярий5 --все это

фантастическое нагромождение крон, стволов и ветвей призрачно колебалось в

поднимавшихся от земли потоках испарений. В воздухе над городом

чувствовалось перемещение каких-то тел, но пока еще я не мог разглядеть их

как следует.

Начиная с осени 1914 года меня начали посещать сны, в которых я как бы

совершал медленный полет над городом и его окрестностями. Я видел широкие

дороги, уходившие через дремучие заросли к другим расположенным поблизости

городам столь же причудливо-мрачной архитектуры. Я видел чудовищные

сооружения из черного либо радужного камня на полянах и расчищенных участках

леса и длинные дамбы, перерезавшие темное пространство болот.

Однажды подо мной открылось протянувшаяся на много миль равнина, сплошь

усеянная руинами базальтовых строений, близких по стилю к тем лишенным окон,

закругленным башням, что привлекли мое внимание еще в первом городе.

И только много позднее я в первый раз увидел море -- туманное

пространство, уходившее в бесконечность за каменными молами одного из

гигантских городов и отвлекавшее утомленный взор от этого невероятного

скопления дворцов, куполов и арок.

Как я уже отмечал, эти видения далеко не сразу начали проявлять свою

зловещую природу. Многим людям, случается. снятся и более странные сны --

составленные из бессвязных обрывков дневных впечатлений, картин и

прочитанных книг, прихотью воображения слитых в одну фантастическую сюжетную

форму.

Иной раз я пытался воспринимать свои сны как нечто вполне естественное,

хотя никогда ранее не был предрасположен к вещам подобного рода. Часть из

этих кажущихся аномальными явлений -- убеждал я себя -- в действительности

могли иметь массу самых простых и обыденных источников, выследить и раскрыть

которые мне не удавалось по каким-то чисто субъективным причинам; другие же

могли отражать почерпнутые из книг сведения о растительном мире и прочих

деталях жизни планеты в доисторическую эпоху, каких-нибудь сто пятьдесят

миллионов лет назад -- в Пермский или Триасовый период.

По прошествии нескольких месяцев, однако, чувство страха начало

постепенно брать верх над всеми остальными. Сны к тому времени уже приобрели

вид непосредственно личных воспоминаний, тогда-то я и попробовал провести

связь между ними и абстрактными ощущениями иного рода -- наличием некого