Геннадий Исаков

Философский камень для блаженного

нуждается. Ему ничего не нужно. Он

полноценен, уравновешен, самодостаточен.

Сильному достаточно того, что он есть. Есть постольку,

поскольку есть сам мир. И чувствует себя в единстве с ним. И

силен его силой и одухотворен его задачей. Жить - так жить,

умереть - значит умереть. Истинная сила - в тишине и молчании.

Через которую проходят все струны Вселенной, привносящие ее

внимание.

Слабый нуждается в самовыражении. В выделении из общего

ансамбля, починенного единой партитуре. Хоть криком, хоть

мольбой, хоть кулаками.

Слабые кричат от некой личной обиды и боли. Этим криком и

суетой обозначена их конфликтность с общим миром от поражения

их загадочной болезнью. Мир тоже болен. Его нездоровье в его

существовании. Любое проявление чего-либо - проявление от беды.

Но слабые не желают знать ни о боли мира, ни о смысле уложенной

партитуры. Мир для них не цель, а средство. Средство для

удовлетворения жующего их демона.

Проявляемая сила слабых при их суете имеет лишь то благое

значение, что она направлена на уничтожение причины боли, а

значит - и на прекращение суеты.

Человеческая болезнь имеет поразительную особенность. Она

стала 'вещью в себе'. Сама себя признала нормой. И преподносит

себя, как благо и достижение. Вовлекает в свой круг не

пораженных ею, разнося свою заразу. Она самовоспроизводится и

обостряется. Она приняла образ саморазвивающейся идеи. И не

желает истинного знания о себе. Тем более - о преодолении себя.

Как чесоточный заходится в блаженстве, расчесывая до крови

зудящую кожу, так и слабые распаляют себя болезненной страстью

самозначения, которая, зачахнув когда-нибудь в судорогах,

оставит человечеству лишь уродливые шрамы.

Жалок всеми силами добивающийся ублажения своих страстей,

противопоставляя себя миру. Но и опасен, как псих в связке

альпинистов.

'Безумству храбрых поем мы песню' - это из репертуара

буйного отделения.

Беснуются людишки, чтобы занять пьедестал в психбольнице.

Психам понятны психи. Они их даже обожают. Особенно в зале,

когда наиболее яркие на сцене. И не важно - кто: артист или

политический деятель или прыгун в высоту. Кумиры снисходительны

к ним и, жалеючи, учат жить, чтобы те тоже чего -нибудь

достигли в жизни. Вообще -то секрет прост: надо почаще и

посильнее дергаться и удача придет. Счастливчики торжествуют,

неудачники плачут. Игра азартна, ставки высоки, смысла нет.

Кроме поддержания ее самой.

Амплитуда безумия нарастает. И нарастает его масштаб.

Человечество обезумело. Возможно ли, чтобы в мире,

тысячелетиями создаваемым неведомым и всесильным богом, людьми

с его помощью, тысячами поколений, побратавших чуть ли не

абсолютно всех обитателей земного шара, и продолжающих

перемешивать это варево, вдруг некто -бы сказал, указывая на

то, что стало следствием всего, - 'мое исконно'? И было б

сказано - 'хватай'? Как будто можно разобрать струны причин и

следствий в пучки. И объявить себя их первосоздателем. В слепом

от безумства мире это естественно. То есть естественным стало

самоотчуждение себя в плотно сложенном мире. И словно зря дал

бог человеку в пользование свое гениальное изобретение - разум.

Человек не знает, что с ним делать - с этим богатством,

когда не исчерпаны законы животного мира. И он ввергает себя в

мир дурмана. Чтобы избавиться от этой ноши. Разум стал бедой.

Да еще проклятая совесть, которая, как ни разминай ее, колит

сердце.

Не могут люди понять, что любая надуманная ими ценность

обозначена таковой, чтобы она стала мишенью для ее уничтожения.

За что они борятся, то и уничтожит их в конечном итоге. Побед в

борьбе не существует. Люди всегда рубят сук, на котором сидят.

Начав путь к цели, окажутся дальше от нее, чем были.

Борьба за порядок принесет хаос, за счастье - горе, за красоту

- уродство. Как пьяница, садясь за стол, чтобы найти гармонию с