Геннадий Исаков

Философский камень для блаженного

Шагая

интуицией и страстью, покинутый озареньем, обнимался с

президентами чуждых стран и отталкивал их, зная, что они-то

точно воронье для парализованной страны, им крайне важно, чтоб

непостижимая их узкому уму Россия, уподобившись им, заняла ими

отведенное ей место в хвосте их колонны для сброса дряни и

выкачки ресурсов. И выбросила из головы ту дурь Российскую,

которую веками пестовала ее история. Безрассудную удаль,

глубину проникновенных чувств, осязаемость души, жертвенную

безоглядность, ушедшие из элиты и хранимые ныне в человеческих

недрах, - вот это все они затеяли выкупить за доллары, навязав

стране свою идеологию и своего сатанинского бога - капитал.

Должен ли он, как агнца божия, душу Российскую отдать им

на заклание? В чем состоит историческое предназначение России?

Он не знал. И чувствовал, что ситуация ускользает из его,

казалось бы, крепких рук. Чувствовал, что он уже не понимает ни

людей, ни логики исторических событий, угадывая начало

немыслимых виражей диалектики, рвущей в клочья ясный курс. Он

приближался к полосе сомнений в существовании вообще какой-либо

положительной роли личности в истории, которая всегда умнее

этой личности и будет противостоять попыткам скроить ее по

своему вкусу, а, поддавшись, будет долго мстить за это.

Приближался к осознанию степени высочайших требований

современности к эрудиции и таланту человека его поста. Цели,

желания и воли мало. Существовало нечто такое, чего он был

лишен. Все было отвратительно.

Он уже не понимал, что там внутри болит у него.

Сердце озябло и мгла упала вниз.


ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Материя и Дух.


В сумашедшем доме очередное заседание Великого Синклита.

Бывшая красная комната забита обитателями его. Свет не

включали. Посередине стол. На полу вокруг него начертаны

концентрические круги, все плотнее сбивающиеся к периферии. От

этого находящиеся в центре казались значительными и большими, а

отдаленные - все меньше и меньше. На столе массивная зажженная

свеча. Вокруг члены суда. Они же подсудимые. Их четверо.

Философ, который выглядел Профессором, не представляя при этом

никакую из наук, напротив его - Убийца, он же Разбойник, Вор, а

между ними - по представителю из духовной и материальной сфер.

Никто из них не имел фиксированного образа, одевая словно

блуждающие маски ипостасей своих сфер в зависимости от оттенков

вопроса.

Ведение заседания было поручено Философу.

Иногда в разных местах возникал Идиот со своими

замечаниями, его безуспешно выгоняли, и, учитывая, что кроме

издевательств, за ним ничего не водилось, терпели, как

назойливую муху.

Тени от судей закрывали публику и отовсюду во мраке

жаркими угольками светились жадные глаза.

Ждали Президента. Но он задерживался. У него был трудный

день и он ушел на прогулку. Решили начинать без него.

- Дамы и Господа, - обратился к присутствующим

Председатель - не соблаговолите ли ответить согласием

освободить умы Ваши от призрачных забот суетного дня и открыть

очередное заседание Великого Синклита.

Присутствие затихло, осмысливая задачу, затем осторожно

ответило 'Будет так'. Лица судей опустились, приняв это.

- Не будет ли возражений с чьей-либо стороны, если вести

протоколы заседания я попрошу единственного потустороннего для

нас человека, из присутствующих здесь, - Дворника. И возвести

его в ранг Словописца.

Я поднялся и подошел к столу. Философ осветил меня свечой.

Свет прожег меня наскозь и я почувствовал себя в эпицентре

напряженных глаз.

Возражений не поступило. Только Идиот требовал, чтобы

назначили его, как это было прежде, но ему резонно возразили

тем, что уже весь мир свихнулся от чтения его писательской

галиматьи и посему пришел к убеждению о полной бессмысленности

происходящего. Тогда он потребовал мой паспорт.

Кто-то из окружения дал мне бумагу, перо