Геннадий Исаков

Философский камень для блаженного

Потом поймешь. И вновь,

как я, пройдешь сквозь время к себе навстречу.

И бережно положил мне на ладонь то, что было названо.

- Возьми. В нем Тайна. Она откроется жертвенному агнцу

божию. Ты должен сделать так, чтобы Слово стало Плотию. Таков

наказ Отца.

Сказав так, он слился со мной, как тень сливается с

предметом. Небольшой жаркий камешек с многочисленными гранями

тут же вобрал в себя весь свой свет, втянул лучи, оборвав их у

звезд, остыл, стал абсолютно черным и отяжелел.

Все погрузилось в тьму и исчезло. Тишина, как

совершенство.

БЛАЖЬ И БЛАЖЕННЫЙ

Утром я проснулся в разбросанной постели. Было ясное

осознание какой-то необъяснимой ответственности. Такое бывало,

когда я прежде выпивал. Но с этим я давно распрощался, не найдя

в том успокоения. Рука была сжата в кулак. Расправив ладонь, с

удивлением обнаружил на ней небольшой, но навесистый черный

камешек. Оторопь взяла. Я вспомнил сон. 'Что будет - случится.'

Философский камень! Нереальность перешла в реальность!

Поразительное чудо! 'Так, так, - думал я. - Найти агнца божия!

Это кого ж?'

В этот летний день солнце стало томить уже с раннего утра.

Я подмел дорожки, собрал бытовые отходы под стенами пятиэтажки,

стекла от разбитых бутылок, которые каждый вечер выбрасывались

из ее окон, подобрал всякую разбросанную дрянь и все отнес в

большой мусорный ящик. Выбитую, как обычно, фанеру в дверях

забил снова. Поправил сломанный штакетник у подъезда. И стал

толкать машины, перегородившие проходы и тротуары, чтобы они

своим отвратительным визгом позвали хозяев. До реформ они этих

машин не имели, но служили материально ответственными за

народную собственность. Народная собственность околела, а

благосостояние стражей ее тут же возросло.

Осталось дождаться мусоровоза, чтобы потом, когда он

опрокинет содержимое ящика в свою клоаку, навести вокруг него

порядок.

Во дворе под тенистым деревом у развесистых кустов уютно

разместились зашарпанный, но полированный местами столик,

скамейка, тарные ящики. Это наш дворовый клуб. Там уже сидят.

Запрокинув голову, отслеживает игру света и теней на

блуждающих листьях тополя спившийся после разгона института и

теперь безработный бомж кандидат технических наук Животовский.

Бомжом он стал, когда, не выдержав яростных рекомендаций радио

и телевиденья, заложил квартирку под проценты какой- то фирме,

уехавшей вскоре на Багамы с чужими деньгами, оставив, конечно,

большую часть государству, подтрунивающим теперь над ним за его

легковерность. Так сработала идея гения российской экономики:

чтобы дать народу - надо отнять у него.

Рядом в заштопанном кителе и цветных штанах сосредоточенно

нервничает отставной полковник Сковородников. Он ждет, когда

зеленый военный фургон привезет канистру ворованного

технического спирта и противогазы. Вместе с соседом Альбертом,

студентом юридического факультета, ему предстоит приготовить

высококачественную продукцию фирмы 'Кристалл'. Наклейки и

пробки привозит студент из института, а воронка и ванная у него

есть. Противогазы готовятся к войне.

Пара ведет интеллигентную беседу. Я присел послушать.

- Полковник, - говорит Животовский, - какую ценность имеет

человеческая жизнь?

- Жизнь ценности не имеет. От нее одни убытки и хлопоты.

Его расти, корми, обучай, а потом он смотрит на тебя, как бы из

тебя же что-нибуть выжать в свою пользу. Последнее отнимет и

рожу набъет. Ценность будет тогда, когда с него больше

возьмешь, чем дашь. А пока от людей одни убытки. Нанять убить -

тысяча долларов. Вот и вся ценность.

- Это Ваше кредо?

- Вот вы, гнилые моралисты, твердите о жалости, о

человечности, так какая прибыль с нее? Стране нужен

экономический прорыв! Как достичь? Нужно, во-первых побольше

свободного пространства и сил для рывка. Слишком много людей на