Геннадий Исаков

Философский камень для блаженного

зазывают

путников в свою чащобу, словно в омут. Чтоб вволю пошалить.

Там ведьма выламывает березовую палку и летит на ней в

паучий лес на Лысую гору, что близ Днепра, под Киевом. Собрать

Тирлич- травы для превращения в красавицу, да травы Петровы

Батоги, очень хорошей для порчи девиц. А оттуда - на пепелище

отведать поминальных блинов. Остерегитесь счетоводы: 'два' при

ней не говорят, когда побить затеят.

Мохнатый Упырь нахмурился и думает, где б крови пососать.

Лишь добродушный Чур, стоит струганым столбом, блаженно

взирает на причуды порождений мрака.

'Сорви Одолень-траву, желтую иль белую кувшинку, да

присядь ко мне. Со мной не будет тебе страшно.'

Мы тянемся к сказке, полагая, что она без нас не

состоится. И пугаемся ее чарующего волшебства, обнаруживающего

страшную бездну тайн подсознания.

Ночь, шествуя за солнцем в невесомом покрывале, волнами

распростертом звездной порфирой, полой накрыла мир.

Я мчался в ее суть, как беглец. Я ни от кого не убегал. Я

жаждал упоения, чтоб утонуть. Я растворялся в ней. Она

стремительно охватывала меня, кружила вихрем, срывала одежду и

плоть, поила ядом таинства миражей и иллюзий, обманывала

звуками ночи. Она принимала только обнаженную душу, пронзенную

нервом. Неестественность поднимала занавес над чудом

сновидений.

Одинокая девочка, понуро ступая по черной своей тени, идет

от света в забвение. Упавшая кукла невыразимо смотрит на закат.

Сгорбленные и задумчивые бледные люди в белых саванах, как и

она, по своим теням неотвратимо бредут к растворяющему их

тяжелой черной волной морю - Дунаю, - воплощению образа смерти

в представлении древних славян,.

- Кто ты?

- Зачем тебе знать это?

В России душа притягивает другую не потому, что нуждается

в ней, а потому, что в уходящем в пустоту сквозь всех людей

пространстве одиночества она жадно ищет такую, в которой

обнаружила бы свою востребованность. Чтобы отдать себя ей. И

забыться в великом искусе предназначения. Как в страсти по лжи

о смысле.

- Чтобы понять твое явленье. Есть тебе имя?

- От кого?

Действительно, от кого? Кто создает символы вещей?

Сумеречный разум для обозначения неведомой и пугающей тайны?

То, что не имеет тайны, не имеет имени. Имя - всегда

отчуждение. И мистическая бездна. От кого отстраняется смысл,

облаченный в имя?

- От того, кто породил тебя.

- Кто породил... Кто породил неведомое в людях им самим? Я

сплю, вернее тело мое спит. Как спят и эти люди. Что

отражениями здесь бредут. Вот завтра поутру тела нальются

жизнью и будут жить. И знать не будут, что путь наш все ж

неотвратим. И днем и ночью мы идем. Мы - тень от них, мы - их

судьба на поле бога. И суть людей в конечном виде.

- Любила ль ты кого?

- Любовь. Уход сквозь пространство и время к себе через

другого. Слиянье в целое через него. Видел ли ты, как любят?

Губами, зубами вгрызаясь в любимого, стараясь выпить, войти в

него. Потому и губы красят цветом крови. Улыбаются гримасой

боли и оскалом. Смеются, как рычат. С ненавистью за рок и за

обман. В бессильном стремлении найти суть свою через него. Чтоб

выйти гармоничным целым.

Но нет того. Не могут люди найти себя. Мешает Рок.

Обречены мы быть раздельно. В любви кипят одни попытки нависший

Рок преодолеть. И любят не того, кто есть, а желанный образ,

наложенный на жертву. Но все напрасно, и суть идет туда, где

гибель.

- Зачем искать через другого?

- Чтоб всех собрать в одно. И суть объединить. Чтоб через

чувства Разум появился. Способный Рок прогнать. Но мчатся люди

друг от друга. Как запертый зверь скребет когтями дверь или как

раненый по полю ночью мчится и воет в бешенстве или в тоске,

так человек не может ограниченность свою преодолеть. И вот -

пустой он и один.

- Так что ж, любовь - всегда мираж?

- Я тебе притчу расскажу.