Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

оказалась коварная и мучительная ловушка Ньярлатотепа, ибо злой

демон заставил свою жертву вспомнить то, чего никакие объятия льдистого

ужаса не могли стереть из памяти. Родной дом -- Новая Англия -- Бикон-хилл

-- бодрствующий мир.

"Ибо знай, что твой золотой мраморный город чудес -- это лишь сумма

всего того, что ты видел и любил в юности... Это великолепие бостонских крыш

на горных склонах и озаренных пожаром заката западных окон, и душистых

цветов на площади Коммон, и огромного купола на холме, и лабиринта фронтонов

и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно течет Чарльз... Эта

красота, отлитая, закаленная и отшлифованная годами воспоминаний и снов, и

есть твой чудесный град на неуловимом закате; и чтобы найти этот мраморный

парапет с дивными вазами и резным перилами, и чтобы спуститься наконец по

бесконечным ступеням в город широких площадей и разноцветных фонтанов, тебе

надо лишь вернуться к мыслям и видениям своего милого детства".

Вперед, вперед -- головокружительный полет к последнему пределу сквозь

мрак, где безглазые твари выпускают когти, а склизкие морды тычутся в разные

стороны, а безымянные исчадия щебечут, и щебечут, и щебечут. Но образ и

мысль уже возникли, и Рэндольф Картер осознал, очень отчетливо, что он спит,

только спит, и что где-то далеко остался бодрствующий мир и город его

детства. И вновь вспомнились слова: "Тебе надо лишь вернуться к мыслям и

видениям своего милого детства". Вернуться, повернуться -- но его со всех

сторон обступала тьма, однако Рэндольф Картер мог повернуться.

Как бы ни были сильны объятья кошмара, сжавшие душу Рэндольфа Картера,

он все же мог бы найти силы повернуться и двинуться в попятном направлении.

Он мог двигаться сам, а если бы захотел, мог бы даже спрыгнуть с дьявольской

птицы шантак, которая по приказу Ньярлатотепа неукоснительно несла его к

погибели. Он мог бы спрыгнуть и нырнуть в глубины ночи, зияющие далеко

внизу, в бездны страха, которые вряд ли ужаснее безымянной погибели,

ожидавшей его в самом средоточии хаоса. Он может повернуться и двинуться и

спрыгнуть... он сможет -- он должен... он должен ...

И обреченный сновидец в отчаянье спрыгнул со спины исполинского

лошадиноголового крылатого чудовища и полетел в бесконечную бездну разумного

мрака. Мчались световые годы, галактики умирали и рождались вновь, звезды

превращались в туманности, а туманности в звезды, но Рэндольф Картер все

падал сквозь бесконечную пустоту разумного мрака.

А потом медленно, неспешным путем вечности, космос совершил очередной

цикл, вновь возвратившись к точке бесполезного завершения, и все вновь стало

таким же, как и прежде, вернувшись на неисчислимые калпы назад. Материя и

свет родились заново такими же, какими они некогда возникли в пространстве,

а кометы, солнца и миры возгорелись к новой жизни, хотя ничего не уцелело

для напоминания о том, какими они были в миг рождения и в миг исчезновения,

в вечной смене начала и конца и возврата к бесконечному началу.

И вновь возникла твердь, и ветер, и сияние пурпурного света в глазах

падающего сновидца. Возникли боги, и твари, и воля, красота и зло, и

жалобные вопли гибельной ночи, лишенной своей добычи. Ибо в неведомом вечном

цикле выжила мысль и видение детства сновидца, и его бодрствующий мир, и

милый его сердцу древний город возродились, дабы воплотить все сущее и

придать ему смысл. Из пустоты фиолетовый газ Снгак метил путь, и древний

Ноденс изрыгал наказы из неведомых бездн.

Звезды сменились рассветами, а рассветы взорвались золотыми, пунцовыми

и пурпурными фонтанами, но сновидец продолжал падать. Эфир разрывали жуткие

крики, когда шлейфы света гнали прочь исчадия внешней тьмы. И седой Ноденс

поднял вой торжества, когда Ньярлатотеп, уже было овладевший своей добычей,

был остановлен, ослепленный рассветным сиянием, обратившим полчище его

бесформенных охотников в серый прах. Рэндольф Картер и впрямь достиг наконец

широкой мраморной лестницы, ведущей к его чудесному городу, ибо он вновь

вернулся в родную Новую Англию, в мир, который его породил.

С криком и содроганием пробудился в своей бостонской спальне Рэндольф

Картер, оглушенный органным аккордом утреннего щебета и посвиста и

ослепленный блеском рассветного солнца, чьи лучи, отразившись в огромном