Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

похороненного на сейлемском кладбище

на Чартер-стрит. Когда же они вновь вынырнули в сумерки, то оказались в гуще

поросших лишайниками гигантских монолитов, чьи верхушки терялись в выси, --

то были скромные надгробия гугов. Справа от лаза, в который они протиснулись

на поверхность, между рядами монолитов, теснилась неисчислимая толпа

циклопических круглых башен, устремивших свои вершины в бесконечность

дольних пределов земли. Это был великий город гугов, где дверные проемы

поднимаются в высоту на тридцать футов. Упыри часто наведываются сюда, ибо

один умерший гуг может в течение года кормить целый поселок упырей, и даже

при всех опасностях, подстерегающих их тут, они предпочитают отрыть из

могилы гута, чем копаться в людских могилах. Картер теперь понял, откуда

взялись те исполинские кости, на которые он натыкался, блуждая во тьме по

долине Пнота.

Сразу за кладбищем вздымалась голая отвесная скала, у подножия которой

зиял зев огромной страшной пещеры. Упырь предупредил Картера, чтобы он

держался от нее подальше, ибо это был вход в мерзкие склепы Зина, где гуги

во мраке охотятся на гастов. И верно, очень скоро это предупреждение

подтвердилось, ибо один из упырей медленно приближался к башням --

посмотреть, не настал ли час отдыха гугов, и тотчас из мрака исполинской

пещеры сверкнула сначала одна пара красно-желтых глаз, потом другая, и это

значило, что гуги лишились одного часового и что у гастов вправду отменно

острое обоняние. Итак упырь вернулся в нору и жестом приказал своим

спутникам замолкнуть. Самое разумное было дать гастам возможность

насладиться плодами победы, к тому же они, вполне вероятно, скоро должны

были и вовсе уйти, ибо, естественно, они утомились после нападения на

часового-гуга в мрачном склепе. Через мгновение какая-то тварь размером с

жеребенка выскочила в серые сумерки, и Картеру едва не стало дурно при виде

этого гнусного зверя, чья морда странным образом имела сходство с

человеческим лицом, несмотря на отсутствие носа, лба и прочих важных черт.

Потом еще три гаста выскочили из подземелья к своему соплеменнику, и

упырь тихо пролопотал Картеру, что отсутствие на их теле боевых шрамов --

дурной знак. Выходит, они и не вступали в битву с часовым, а просто

прошмыгнули мимо него, пока тот спал, так что ни силы, ни ярости у них не

убавилось и не убавится до тех пор, пока они не встретят и не уничтожат

очередную жертву. Противно было смотреть на этих грязных и уродливых

животных, число которых скоро приблизилось к пятнадцати. Они копались в

земле и прыгали по-кенгуриному в серых сумерках близ исполинских башен и

высоченных монолитов, но еще омерзительнее гасты становились в те мгновения,

когда заговаривали друг с другом кашляющими горловыми выкликами. И все же

как ни отвратны они были на вид, куда ужаснее оказалось то, что внезапно

вылезло следом за ними из пещеры.

То была лапа двух с половиной футов шириной с исполинскими когтями. За

ней показалась другая лапа, а потом уже покрытая черной шерстью исполинская

рука, с которой обе лапы были соединены короткими перешейками. Потом

сверкнули два розовых глаза и появилась огромная, как бочка, голова

разбуженного гута- часового. Его глаза под костистыми выростами, покрытыми

мохнатой щетиной, выпирали в стороны на два дюйма. Но самое отвратительное в

этой голове была исполинская пасть. Из пасти торчали желтоватые клыки, а

начиналась она от верхушки до самого низа головы, и раскрывалась

вертикально, а не горизонтально.

Не успел жуткий гут вылезти из своей берлоги и встать в полный

двадцатифутовый рост, как коварные гасты налетели на него со всех сторон.

Картер на мгновение перепугался, что часовой подаст сигнал тревоги и

призовет сюда всех своих соплеменников, но упырь тихо сообщил ему, что гуги

безголосы и общаются между собой лишь посредством мимики. Разразилась

чудовищная битва. Разъяренные гасты бросались со всех сторон на ползающего

гута, сопя, ввинчивая в него свои рыла и осыпая его смертоносными ударами

тяжелых и острых копыт. И они то и дело возбужденно кашляли и визжали, когда

гут время от времени впивался своей вертикальной пастью в одного из бойцов,

так что шум боя, без сомнения, переполошил бы весь город, если бы слабеющий