Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

сна, и при каждом новом аккорде

и при каждой неведомой каденции возникали видения экзотических пейзажей

невообразимой красоты. Золотые звуки сопровождали порывы дивных благоуханий,

потом над его головой занялся яркий свет, волнообразно менявший оттенки,

чуждые привычному спектру, и служивший мрачным симфоническим сопровождением

трубной песни. Вдали замерцали факелы, и, разрывая пелену напряженного

предчувствия, послышалась приближающаяся барабанная дробь.

Из редеющего тумана и клубов диковинных благовоний выросли две колонны

гигантских чернокожих невольников в набедренных повязках из светящегося

шелка. На их головах были укреплены, словно шлемы, огромные факелы из

блестящего металла, от которых дымными кольцами струился аромат неведомых

бальзамических благовоний. В правой руке невольники держали хрустальные

жезлы, на концах которых были вырезаны оскалившиеся в ухмылке химеры, а в

левой руке они сжимали длинные серебряные трубы, в которые поочередно дули.

Их щиколотки и предплечья были стянуты золотыми браслетами, а оба браслета

на щиколотках были соединены золотыми цепочками, заставлявшими невольников

идти неспешной походкой. Было ясно с первого взгляда, что это чернокожие

обитатели земного мира сновидений, но их одеяния и поведение выдавали в них

неземных существ. В десяти шагах от Картера процессия остановилась, и тотчас

же серебряные мундштуки прилипли к толстым губам трубачей. Грянул дикий

экстатический трубный хор, а за ним последовал еще более дикий вопль,

искусно исторгнутый черными глотками на оглушающе-пронзительной ноте.

Потом в широком проходе между двух колонн чернокожих невольников

появилась одинокая фигура -- высокий стройный муж с юным лицом античного

фараона, облаченный в переливающийся хитон и увенчанный золотым венцом, от

которого исходило сияние. Прямо к Картеру шел величественный муж, чья гордая

осанка и приятные черты лица были исполнены очарования смуглого бога или

падшего ангела и в чьих глазах играли потаенные искорки прихотливого нрава.

Пришелец заговорил, и в мелодичных модуляциях его голоса зажурчала

необузданная музыка летейского потока.

-- Рэндольф Картер, -- произнес голос, -- ты пришел взглянуть на

Великих, кого смертным не позволено видеть. Соглядатаи сообщили об этом, и

Иные боги возроптали, исступленно мечась и кружась под тонкие звуки флейт в

вечной черной пустоте, где обитает султан демонов, чье имя запрещено

произносить вслух.

Когда Барзай Мудрый взошел на Хатег-Кла, чтобы увидеть, как Великие

танцуют и воют над облаками при лунном свете, он не вернулся. Там были Иные

боги и сделали то, что от них и требовалось. Зенит из Афрата пытался

отыскать неведомый Кадат в холодной пустыне, и ныне его череп впаян в кольцо

на мизинце того, кого мне нет нужды называть по имени.

Но ты, Рэндольф Картер, превзошел мужеством все создания земного мира

сновидений, и все еще горишь жаждой поиска. Ты пришел не из праздного

любопытства, но как взыскующий истины, и ты без устали выказывал свое

почтение к добрым земным богам. И все же эти боги не допускали тебя к

чудесному предзакатному городу твоих снов, и лишь по причине их мелочной

скупости, ибо правда в том, что они сами возжаждали обладать жуткой красотой

создания твоей фантазии и поклялись, что отныне никакое иное место не будет

их обиталищем.

Они покинули замок на неведомом Кадате и поселились в твоем чудесном

городе. Днем они бродят по мраморным дворцам, а с заходом солнца

прогуливаются в благоухающих садах и наслаждаются величественным видом

закатной позолоты на храмах и колоннадах, на арочных мостах и в серебряных

чашах фонтанов, на широких улицах с цветочными вазами и сверкающих рядах

статуй из слоновой кости. А с наступлением ночи они поднимаются на террасы

горного склона, увлажненного ночными росами, садятся на резные скамьи из

порфира и взирают на звезды или, перегнувшись через перила балюстрад,

устремляют взор на крутые северные склоны, где окошки в старинных башенках

одно за другим озаряются мягким сиянием -- то желтое пламя уютных домашних

свечей.

Боги полюбили твой чудесный город и покинули тропы богов. Они позабыли

земные возвышенности и горы своей юности. На земле более не осталось богов,

и лишь Иные боги из внешних пределов имеют власть на незапамятном Кадате.