Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

ты был указан мне мескалито. Однако, мое личное

желание заставляет меня научить тебя чувствовать и

действовать, как воин. Лично я верю, что быть воином - более

подходящее, чем что-либо еще. Поэтому я старался показать

тебе эти силы, как маг воспринимает их, потому что только

под их устрашающим воздействием можно стать воином.

"Видеть", прежде чем быть воином, - это сделает тебя слабым;

это даст тебе ложную слабость, желание отступить; твое тело

будет разрушаться, потому что ты станешь безразличным. Это

мое личное намерение - сделать тебя воином, таким образом ты

не сломаешься.

Я слышал, что ты говорил уже много раз, что ты всегда

готов умереть. Я не рассматриваю это чувство, как

необходимое. Я думаю, что оно является бесполезным

потаканием себе. Воин должен быть готов только к битве. Я

слышал также, что ты говорил о том, что твои родители

поранили твой дух. Я думаю, что дух человека является

чем-то, что может быть легко ранено, хотя не теми

средствами, которые ты сам называешь ранящими. Я полагаю,

что твои родители искалечили тебя тем, что сделали тебя

потакающим себе, мягким и предающимся прозябанию.

Дух воина не связывается ни потаканием себе и жалобами,

не связывается он победами или поражениями. Дух воина

связывается только с борьбой, и каждое усилие - это

последняя битва воина на земле. Таким образом, результат

имеет очень мало значения для него. В своей последней битве

на земле воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И

когда он проводит свою битву, зная, что его воля безупречна,

воин смеется и смеется.

Я кончил писать и поднял глаза. Дон Хуан пристально

смотрел на меня. Он покачал головой из стороны в сторону и

улыбнулся.

- Ты действительно все записываешь? - спросил он с

недоверием. - Хенаро говорил, что он никогда не может быть

серьезным с тобой, потому что ты всегда пишешь. Он прав: как

может кто-нибудь быть серьезным, если ты всегда пишешь?

Он усмехнулся и я попытался отстоять свою позицию.

- Это не имеет значения, - сказал он. - Если ты

когда-либо научишься в и д е т ь , то, я полагаю, ты

должен делать это твоим собственным путем судьбы.

Он встал и посмотрел на небо. Было около полудня. Он

сказал, что еще было время поехать поохотиться в горах.

- На кого мы собираемся охотиться? - спросил я.

- На особое животное, или на оленя, или на кабана, или

даже на горного льва.

Он остановился на момент, а затем добавил: "даже на

орла".

Я встал и последовал за ним к моей машине. Он сказал,

что на этот раз мы собирались только наблюдать и узнать, на

каких животных мы должны охотиться. Он собирался сесть в мою

машину, когда, казалось, вспомнил что-то. Он улыбнулся и

сказал, что путешествие должно быть отложено, пока я не

узнаю нечто, без чего наша охота будет невозможна.

Мы вернулись и сели снова под его рамада. Я хотел

многое спросить, но он не дал мне время ничего сказать и

заговорил снова.

- Это приводит нас к последнему моменту, который ты

должен знать о воине, - сказал он. - Воин отбирает отдельные

предметы, которые создают его мир.

В тот день, когда ты встретился с олли, и я был

вынужден дважды полоскать тебя в воде, ты знаешь, что было с

тобой не так?

- Нет.

- Ты потерял свои щиты.

- Какие щиты? О чем ты говоришь?

- Я сказал, что воин отбирает вещи, которые создают его

мир. Он отбирает намеренно, так как каждая вещь, которую он

выбирает, является щитом, который защищает его от нападений

сил, которые он стремится использовать. Воин будет

использовать свои щиты, чтобы защититься от олли, например.

Обычный человек, который в равной мере окружен этими

необъяснимыми силами, недоступен для них, потому что он

имеет другие виды особых щитов для защиты себя.

Он сделал паузу и посмотрел на меня с вопросом в

глазах. Я не понимал, что он имеет в виду.

- Что это за щиты? - настаивал я.

- То, что делают люди, - повторил он.

- Что же они делают?

- Хорошо, посмотри вокруг. Люди заняты деланьем того,

что делают люди. Это и есть их щиты. Когда бы маг ни имел

столкновения с любыми из этих необъяснимых и непреклонных

сил, о которых мы говорим, его просвет открывается, делая

его более доступным смерти, чем обычно; я говорил тебе, что

мы умираем через тот просвет, поэтому, если он открывается,

необходимо иметь свою волю готовой заполнить его; это в том

случае, если человек - воин. Если человек не является

воином, как ты, тогда у него нет иного пути отступления,

кроме как воспользоваться деятельностью повседневной жизни,