Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

потому, что я ему надоел. В конце концов, ведь я

отказался от его учения.

- Я чувствую, что мы говорим о разных вещах, - сказал

я. - Мне не следовало приводить в пример самого себя. Я имел

в виду, что должно быть в мире что-нибудь, до чего тебе есть

дело, в том смысле, что это не контролируемая глупость. Я не

думаю, чтоб можно было продолжать жить, если нам,

действительно, ни до чего не будет дела.

- Это относится к т е б е . Вещи имеют значения

д л я т е б я . Ты спросил меня о моей контролируемой

глупости, и я сказал тебе, что все, что я делаю по отношению

к себе и к другим людям, - есть глупость, потому что ничего

не имеет значения.

- Я хочу сказать, дон Хуан, что если для тебя ничего не

имеет значения, то как ты можешь продолжать жить... Я,

действительно, хочу знать; та должен объяснить мне, что ты

имеешь в виду.

- Может быть, это и невозможно объяснить. Некоторые

вещи в твоей жизни имеют для тебя значение, потому что они

важны. Твои поступки, определенно, важны для тебя; но для

меня ни единая вещь не является более важной и ни один из

моих поступков, и ни один из поступков людей. Тем не менее,

я продолжаю жить, так как я имею свою волю, потому что я

настроил свою волю, проходя через жизнь, до таких пор, что

она стала отточенной и цельной, и теперь для меня ничего не

значит то, что ничего не имеет значения. Моя воля

контролирует глупость моей жизни.

Я сказал ему, что, по-моему, некоторые поступки людей

были очень важны; я сказал, что ядерная война, определенно,

была самым драматическим примером таких поступков. Я сказал,

что для меня уничтожение жизни на земле было бы поступком

чрезвычайно ненормальным.

- Ты веришь этому, потому что думаешь. Ты думаешь о

жизни. Т ы н е в и д и ш ь .

- Разве я чувствовал бы иначе, если бы я мог

в и д е т ь ?

- Как только человек научится в и д е т ь , он

окажется один в мире, где есть только глупость. Твои

поступки, точно также, как поступки других людей, в общем

кажется важными для тебя, потому что ты научился думать, что

они важны. Мы выучиваемся думать обо всем, и затем приучаем

наши глаза видеть так, как мы думаем о вещах, на которые

смотрим. Мы смотрим на себя, уже думая, что мы важны. И так

оказывается, что мы чувствуем себя важными. Но тогда, когда

человек научится в и д е т ь , он поймет, что он не может

больше думать о вещах, на которые смотрит; а если он не

может думать о вещах, на которые смотрит, то все становится

неважным.

Дон Хуан, должно быть, заметил мой удивленный взгляд и

повторил свое утверждение три раза, как бы стараясь

заставить меня понять. То, что он сказал, сначала звучало

для меня, как ерунда, но поразмыслив об этом, я увидел, что

его слова скорее напоминают мудреное утверждение о какой-то

из сторон восприятия.

Я попытался придумать хороший вопрос, который заставил

бы его прояснить свою точку зрения, но ничего не придумал.

Внезапно я почувствовал сильную усталось и не мог ясно

формулировать свои мысли. Дон Хуан, казалось, заметил мое

утомление и мягко похлопал меня по спине.

- Почисти вот эти растения, - сказал он, - а затем

покроши их в этот горшок. - он вручил мне большой горшок и

вышел.

Он вернулся домой через несколько часов, когда уже

близился вечер. Я окончил крошить его растения и имел

достаточно времени, чтобы записать свои заметки. Я хотел

сразу же задать ему несколько вопросов, но был не в

настроении отвечать мне. Он сказал, что голоден и хочет

сначала проглотить пищу.

Он разжег огонь в своей глиняной печурке и поставил

горшок с бульоном, приготовленным на костях. Он заглянул в

пакеты с провизией, и выбрал некоторые овощи, нарезал их на

мелкие кусочки и бросил в котел. Затем он лег на циновку,

сбросил сандалии и велел мне сесть поближе к печке, чтобы я

мог поддерживать огонь.

Было очень темно; с того места, где я сидел, я мог

видеть небо на западе. Края некоторых толстых облаков были

изрезаны глубокими морщинами, в то время, как центр облаков

был почти черным. Я собирался сделать замечание о том, какие

красивые облака, но он заговорил первым.

- Рыхлые края и плотный центр, - сказал он, указывая на

облака.

Его замечание было столь совпадающим с тем, что я

собирался сказать, что я подскочил.

- Я только что собирался сказать тебе об облаках, -

сказал я.

- Значит, тут я побил тебя, - сказал он и засмеялся с

детской непосредственностью.

Я спросил его, не в настроении ли он ответить мне на

несколько вопросов.

- Что ты хочешь знать? - ответил он.