Карлос Кастанеда

Отделенная реальность

как и начались, убывая постепенно,

пока я не мог слышать только один или два из них

одновременно.

Затем я услышал что-то подобное крыльям большой птицы,

пронесшейся над верхушками кустов. Оно, казалось, летало

кругами над моей головой. Мягкие скрипы начали возрастать

снова, и так же возрастало хлопанье крыльев. Над моей

головой, казалось, было что-то, подобное стае гигантских

птиц, махавших своими мягкими крыльями. Оба звука слились,

производя охватывающую волну вокруг меня. Я почувствовал,

что плавал, взвешенный в огромной волнообразной пульсации.

Скрипы и хлопанье были такими плавными, что я мог

чувствовать их всем телом. Хлопанье крыльев стаи птиц,

казалось, подтягивало меня вверх, в то время, как писки

крыс, казалось, толкали меня снизу и вокруг моего тела.

Я уже не сомневался, что, благодаря своей неуместной

глупости, я спустил с привязи что-то ужасное на себя. Я

стиснул зубы и, глубоко вздохнув, запел пейотные песни.

Звуки продолжались очень долгое время, и я сопроти-

влялся им со всей своей силой. Когда они умолкли, снова

наступила "тишина", такая, какой я привык воспринимать

тишину, то есть я мог обнаружить только естественные звуки

насекомых и ветра. Это время тишины было для меня более

вредным, чем время шумов. Я начал думать и оценивать мое

положение, и мое обдумывание бросило меня в панику. Я знал,

что я погиб; у меня не было ни знания, ни выносливости,

чтобы отразить то, что приставало ко мне. Я был совершенно

беспомощен, припав к земле над своей собственной рвотой. Я

подумал, что пришел конец моей жизни, и заплакал. Я хотел

подумать о своей жизни, но не знал, с чего начать. Ничто из

того, что я делал в своей жизни, не было в действительности

достойно этого последнего конечного выражения, поэтому мне

не о чем было думать. Это было острое осознание. Я изменился

с тех пор, как последний раз переживал подобный испуг. На

этот раз я был более пустой. Я имел меньше личных чувств,

чтобы унести с собой.

Я спросил себя, что сделал бы воин в подобном

положении, и пришел к различным заключениям. Что-то

чрезвычайно важное было вокруг моей пупочной области; в

звуках было что-то сверхестественное - они были нацелены на

мой живот; и мысль, что дон Хуан обманывал меня, была

совершенно несостоятельна.

Мускулы моего живота были очень напряжены, хотя у меня

не было больше никаких судорог. Я продолжал петь и глубоко

дышать, и почувствовал успокаивающее тепло, заполняющее все

мое тело. Мне стало ясно, что, если я собираюсь выжить, я

должен продолжать так, как меня учил дон Хуан. Я повторил

его инструкции в уме. Я помнил точную точку, где солнце

скрылось за горами в отношении к холму, где я был, и к

месту, где я упал на землю. Я переориентировался и, когда я

убедился, что моя оценка основных точек была правильной,

начал менять свое положение, чтобы моя голова указывала в

новом, "лучшем" направлении, на юго-восток. Я медленно начал

передвигать свои ноги влево, дюйм за дюймом, пока я не

подогнул их в икрам. Затем я начал выравнивать свое тело

ногами, но как только я начал переползать горизонтально, я

почувствовал необычный толчок; у меня было действительно

физическое ощущение какого-то прикосновения к незакрытой

поверхности задней стороны моей шеи. Это случилось так

быстро, что я невольно вскрикнул и снова замер. Я напряг

мускулы моего живота и начал глубоко дышать, и запел мои

пейотные песни. Мгновение спустя я еще раз почувствовал

такой же легкий удар по своей шее. Я съежился. Моя шея не

была закрыта, и я не мог ничего сделать, чтобы защитить

себя. По мне снова постучали. Моей шеи касался очень мягкий,

почти шелковистый предмет, подобно меховой лапке громадного

кролика. Он коснулся меня снова, а затем он начал пересекать

мою шею взад и вперед до тех пор, пока у меня не выступили

слезы. Это было так, как будто стадо молчаливых, мягких,

невесомых кенгуру ступали ногами по моей шее. Я мог узнать

мягкий большой палец их лап, когда они нежно ступали по мне.

Это вовсе не было болезненным ощущением, но, тем не менее,

это раздражало. Я знал, что, если я не займусь каким-нибудь

делом, я сойду с ума, вскочу и побегу. Поэтому я медленно

начал снова маневрировать своим телом в новое положение. Моя

попытка двинуться, казалось, усилила похлопывание по моей

шее. Оно, наконец, достигло такого бешенства, что я дернулся

всем своим телом и сразу выровнял его в новом направлении. У

меня не было никакой мысли относительно результата моего