Ричард Бах

Единственная

того, как вы усвоили этот урок, никто не вынуждает вас читать её вновь. Вы перешли от этой страницы к другим, так же, как и они.

— Они тоже перешли к другим страницам? — спросила Лесли с надеждой в голосе. Пай улыбнулась.

— А разве Линда Олбрайт не напомнила вам немножко Татьяну Кирилову? Разве Кржиштоф не похож чуть-чуть на вашего друга Ивана? И разве ваши пилоты Воздушных Игр не превратили ужасы войны в развлечение, чем и спасли свой мир от разрушения? Как вы думаете, кто они?

— Те же, кто читал вместе с нами страницу об ужасной ночи в Москве? — спросила Лесли.

— Да! — воскликнула Пай.

— И они — это тоже мы? — спросил я.

— Да! — Её глаза сияли. — Ты и Лесли, Линда, Татьяна и Машара, Жан-Поль, Аттила и Иван, Аткин, Тинк и Пай — все мы... составляем... одно целое!

Маленькие волны накатывались на песок, и мы слышали, как в ветвях деревьев тихо шелестит ветер.

— У меня были основания для того, чтобы найти вас, — сказала она, — и у вас были основания, чтобы встретиться с Аттилой.

Вас беспокоят вопросы войны и мира? Если это так, то вы приземляетесь на страницы, которые помогают вам разобраться с войной и миром.

Вы боитесь, что вам придётся расстаться или умереть и потерять друг друга? В этом случае, вы приземляетесь в мирах, где вы узнаёте многое о расставании и смерти, и всё, что вы узнаете, навсегда изменит мир вокруг вас.

Вы любите Землю и заботитесь о том, чтобы человечество не погубило её? Тогда вы видите самые худшие и самые лучшие возможности, которые ожидают человечество в будущем, и учитесь тому, что всё зависит от вашей собственной свободы выбора.

— Ты утверждаешь, что мы сами создаём нашу собственную реальность? — спросил я. — Я знаю, что можно так говорить об этом, Пай, но я не согласен...

Она весело засмеялась, а затем указала в сторону горизонта на востоке.

— Сейчас раннеё, раннеё утро, — сказала она, и её голос внезапно прозвучал тихо и таинственно. — Ещё темно. Мы стоим на берегу, похожем на этот берег. Первые проблески зари. Холодно.

И мы оказались с ней на холоде и в темноте, проживая то, что она сказала.

— Перед нами стоят мольберты и холсты, и мы держим в руках кисти и краски. — Я чувствовал, будто меня загипнотизировали эти темные глаза. Я ощутил, что в моей левой руке находится палитра, а в правой — кисти с грубыми деревянными ручками.

— Теперь свет появляется в небе, вы видите его? — спросила она. — Небо озаряется светом, золото выливается из-за горизонта, ледяные призмы тают в первых лучах восходящего солнца... Мы смотрели, ошеломлённые игрой красок.

— Рисуйте! — сказала Пай. — Запечатлейте этот восход на ваших полотнах! Примите этот свет на ваши лица и через глаза обратите его в произведение искусства! Быстро, давайте, поторопитесь! Проживите рассвет с помощью ваших кистей!

Я не художник, но эта красота отразилась в моём уме и превратилась в смелые мазки на холсте. Я вообразил себе мольберт Лесли и увидел её рассвет, который был воспроизведён на полотне удивительно точно.

— Готово? — спросила Пай. — Отложим кисти? Мы утвердительно кивнули.

— Что вы сейчас создали?

Мне захотелось нарисовать в этот момент нашего учителя — так сияли её смуглые черты.

— Два очень непохожих восхода солнца, — ответила Лесли.

— Не два восхода солнца, — сказала Пай. — Художник создаёт картину. — Она кивнула.

— Восход солнца — это реальность, а картина — это то, что мы делаем из неё? — спросил я.

— Правильно! — сказала Пай. — Если каждый из нас творит собственную реальность, неужели вы думаете, что в итоге получится хаос? Реальность для каждого из нас ограничена всем тем, что он может воссоздать!

Я кивнул и принялся воображать. Как мне сотворить восход солнца, если я никогда не видел ни одного рассвета? Как мне перейти от чёрного ночного неба к началу дня? Достаточно ли мне лишь подумать о небе, о ночи и дне, чтобы всё изменилось?

Пай продолжала.

— Реальность не имеет ничего общего с видимостью, с тем, что открывается нашему ограниченному восприятию. Реальность — это воплощенная любовь, чистая в своём совершенстве, не стеснённая пространством и временем.

Случалось ли вам когда-либо чувствовать такое единство с миром, со Вселенной, со всем, что есть, при котором вас охватывала любовь?

Она посмотрела сначала на Лесли, потом на меня.

— Это реальность. Это и есть истина. То, во что мы превращаем её, зависит от нас, так