Ричард Бах

Единственная

я сам не задал себе все эти вопросы? Несколько месяцев назад!

— Действительно, почему? — переспросил я.

— Не знаю. Я так глубоко зарылся в возмущение по поводу неё и всех проблем... как будто она создавала их вместо того, чтобы пытаться с ними справиться, а я жалел себя, думая о том, насколько она отличается от той женщины, которую я так любил.

Он снова уселся на кровать, н ненадолго склонил голову на руки:

— Знаешь, о чём я думал, когда ты сюда вошёл? Каково последнеё действие отчаявшегося человека...

Он вышел на балкон, взглянул на пейзаж, словно бы светило солнце, а не шёл дождь.

— Ответ — изменение. Если я не могу заставить себя измениться в своём собственном уме, я заслуживаю того, чтобы её потерять! Но теперь, насколько я понимаю, мне известно, как сделать её счастливой. А когда она счастлива...

Он остановился и, улыбаясь, взглянул на меня:

— Ты даже представить себе не можешь!

— А почему она должна поверить, что ты изменился? — спросил я. — Не каждой же день ты уходишь из дому, и тебе наплевать, — а возвращаешься переполненным любовью парнем, за которого она выходила замуж.

Он задумался об этом, опять ненадолго погрустнел.

— Ты прав. У неё нет причин этому верить. Чтобы понять, ей, вполне вероятно, потребуются дни, месяцы. А может, она так никогда об этом и не узнает. Возможно, она никогда больше не захочет меня видеть. Он обернулся ко мне и ещё немного подумал.

— Истина — в том, что изменение, которое со мной произошло — это моё дело. Замечать или не замечать, и что по этому поводу думать — это дело её.

— А если она не захочет тебя слушать, — спросил я, — как ты собираешься рассказать ей, что произошло?

— Не знаю, — мягко ответил он. — Я должен буду найти способ. Может, она услышит это в моём голосе. Он подошел к телефону и набрал номер.

Я, словно бы, исчез, так целеустремлён был он, делая этот звонок, так переполнен будущим, которое чуть было не утратил.

— Привет, родная, — сказал он, — я понимаю, если ты хочешь, ты можешь повесить трубку, но мне кое-что стало известно, и ты, возможно, захочешь это узнать. Он слушал. Ум его весь превратился в мысленный взор, устремленный на жену за сотни миль отсюда.

— Нет, я звоню, чтобы сказать тебе, что ты права, — сказал он. — Проблема — во мне. Я был неправ и вёл себя эгоистично и несправедливо по отношению к тебе, и мне даже трудно выразить, насколько я об этом сожалею! Измениться должен был я, и я это уже сделал!

Он ещё немного послушал.

— Солнышко моё, я люблю тебя всем сердцем. Сейчас яснеё, чем когда-либо, я понимаю, через что тебе пришлось пройти, чтобы так долго оставаться со мной. И я клянусь, я намерен сделать так, чтобы ты была этому рада.

Он опять послушал, улыбнулся самой кроткой из всех возможных улыбок.

— Спасибо. В таком случае скажи, есть ли у тебя время... для одного свидания со своим мужем, прежде чем ты расстанешься с ним навсегда?

Я ушёл, пока он разговаривал, выскользнув на балкон к моей Лесли, и нежно её поцеловал. Мы обнялись. Нам было радостно, что мы вместе, что мы есть мы.

— Они останутся вместе? — спросил я. — Способен ли кто-то на такие резкие перемены?

— Надеюсь, — ответила Лесли. — Я ему верю, потому что он не защищался. Он хотел измениться!

— Я всегда представлял себе, что любовь между родными душами безусловна, и ничто не в силах оторвать их друг от друга.

— Безусловна? — сказала она. — А если бы я была беспричинно жестока и злобна, если бы всё время тебя пинала, ты бы тоже любил меня вечно?

Если бы колотила тебя до бесчувствия, исчезала бы на несколько дней кряду, ложилась в постель с первым встречным, притаскивалась бы домой пьяная, проиграв последние наши гроши, ты бы всё равно нежно меня любил?

— Ну, при таком повороте, моя любовь могла бы дрогнуть, — сказал я. Чем больше мы угрожаем, тем меньше любим. — Интересно, ведь любить кого-либо безусловно — значит не придавать значения тому, кто это, и что делает! Получается, безусловная любовь — то же самое, что и безразличие.

Она кивнула: — Я тоже так думаю.

— Тогда пусть твоя любовь ко мне будет обусловленной, — сказал я. — Люби меня тогда, когда я самый-самый лучший, каким только могу быть, и пусть любовь твоя остывает, когда я тупею и становлюсь нудным.

Она рассмеялась.

— Так и буду делать. И ты поступай, пожалуйста, точно так же.