Ричард Бах

Единственная

Бог обещает женщин, апельсины, вино и всё золото Персии, и вот уже у тебя есть сила, способная обращать города в руины.

Чтобы удержать над ней власть, призови на помощь слово Всевышнего, ведь оно лучше всего превращает страх в гнев на любого нужного тебе врага!

Мы пристально смотрели друг на друга, Аттила и я. Это были его слова. Это же были и мои слова. Он знал это, и я тоже.

Как просто было увидеть себя в Тинк и Аткине, в их мире, полном радостного творчества! И как трудно было сейчас узнать себя в этом полном жестокости убийце.

Я так долго носил его в себе запертым в клетку, прикованным цепями в маленьком внутреннем подземелье, что не узнал, когда встретился с ним лицом к лицу!

Он повернулся ко мне спиной, отошёл на несколько шагов, остановился. Он не мог ни убить нас, ни прогнать. У него была только одна возможность — победить разумом. Затем, грозно нахмурившись, он вернулся на прежнеё место.

— Я запугиваю так же, как запугивает Бог! — заявил он. Что делается с разумом, когда он начинает верить в придуманную для других ложь? Неужели он гибнет в мрачных дырах, куда его затягивают водовороты безумия?

Тут заговорила Лесли, в её голосе слышалась печаль. — Если ты веришь, что сила исходит от страха, — сказала она, — ты окружаешь себя теми, кто охвачен страхом. Это не слишком симпатичная компания, и как глупо, что это делает такой умный человек! Если бы ты использовал свой ум...

— Женщина! — проревел он. — Замолчи!

— Ты запуган теми, кто чтит страх, — продолжала она мягко. — Те, кто чтит любовь, могли бы любить тебя.

Он пододвинул стул и уселся лицом ко мне, спиной к Лесли. Каждая черточка его лица источала гнев, он стал читать:

— Всевышний говорит: «Я разрушу твои высокие башни, превращу в руины твои стены, камня на камне не оставлю от твоих городов!» — Так говорит Бог. Здесь ни слова нет о любви.

Если бы гнев мог кипеть, этот человек представлял бы собой бурлящий котел.

— Я ненавижу Бога, — прошипел он. — Ненавижу Его приказы. Но других Он мне не даёт!

Мы промолчали.

— Ваш Бог, полный любви. Он никогда не обратил против меня Свой меч, никогда не открыл мне Своего Лица! — он вскочил на ноги, схватил одной рукой тяжёлый стул и с силой ударил им о землю — только щепки полетели. — Если Он так силён, почему Он не встал на моём пути?

Я знал, что гнев означает страх. Тот, кто злится, — испуган, он боится что-либо потерять. И я никогда ещё не видел такого злого человека, как это отражение моего собственного дикого я, запертого и захоронённого глубоко внутри.

— Почему ты так боишься ? — спросил я. Он придвинул ко мне, глаза — сплошной огонь. — Ты осмелился! — зарычал он. — Ты осмелился сказать, что Ат-Ила боится?!! Я изрежу тебя на куски и скормлю шакалам!

Мои кулаки сжались. — Но ты не можешь коснуться меня, Ат-Ила! Ты не можешь причинить мне вреда, и я ничего не могу тебе сделать! Я ведь — твой собственный дух, только из будущего, которое наступит через две тысячи лет!

— Ты ничего не можешь мне сделать ? — спросил он.

— Ничего!

— Если бы мог, сделал бы, несомненно!

— Нет.

Он на секунду задумался. — Почему? Я же Смерть, Божий Бич!

— Пожалуйста, — сказал я, — хватит лжи! Почему ты так боишься?

Если бы стул ещё был цел, он бы снова разнёс его вдребезги.

— Потому что, я одинок в этом сумасшедшем мире! — взревел он. — Бог зол. Бог жесток! И я должен быть самым жестоким, чтобы быть повелителем. Бог приказывает: убей или умри!

Затем, он вдруг тяжело вздохнул, его бешенство прошло.

— Я одинок, вокруг одни чудовища, — проговорил он едва слышно. — Всё это бессмысленно...

— Как это все печально, — сказала Лесли, на её лице изобразилась мука. — Довольно. — Она повернулась и вышла сквозь стену шатра.

Я задержался ещё на мгновение, глядя на него. Это один из самых свирепых людей в истории, — подумал я. — Если бы он мог, он бы нас убил. Почему же мне его жаль?

Я последовал за Лесли и увидел, что она стоит невдалеке от призрака убитого стражника, глядя невидящими от скорби глазами в пустыню. Он же, совершенно сбитый с толку, смотрел, как его тело грузят на повозку, пытаясь понять, что же произошло.

— Ты меня видишь, правда? — обратился он к ней. — Я ведь не умер? Потому что я... здесь! Ты пришла забрать меня в рай? Ты — моя женщина?

Она не ответила.

— Идём? — спросил я её.

Он резко обернулся на мой голос.