Ричард Бах

Единственная

вы называете ваше движение к осознанию мира. Любое событие, которое может произойти в пространстве-времени, происходит сейчас, сразу, — все одновременно.

Нет ни прошлого, ни будущего, только настоящеё, хотя, чтобы общаться, мы говорим на пространственно-временном языке.

Это как... — она умолкла, подыскивая сравнение, — ...как в арифметике. Как только её поймёшь, становится ясно, что все задачки уже решены.

Кубический корень из 6 известен, но нам потребуется то, что мы называем временем, несколько секунд, чтобы узнать, каким он всегда был и остаётся.

Кубический корень 8, равен 2, — подумал я, — а из 1, равен 1.

Кубический корень 6? Где-то 1.8? — И, конечно же, пока я прикидывал в уме, я понял, что ответ ждал меня задолго до того, как я задался этим вопросом.

— Любое событие? — переспросила Лесли. — Всё, что только возможно, уже случилось? Так будущего нет?

— Ни прошлого, — ответила Пай. — Ни времени. Моя практичная Лесли вышла из себя.

— Так зачем же мы вообще живём, перенося все испытания в этом... в этом выдуманном времени, если всё уже свершилось?

Тогда, зачем о чём-то беспокоиться?

— Дело не в том, что всё уже произошло, а в том, что у нас неограниченный выбор, — сказала Пай. — Сделанный нами выбор приводит нас к новым испытаниям, а преодоление их, помогает нам осознать, что мы вовсе не те беспомощные жалкие существа, которыми сами себе иногда кажемся.

Мы — безграничные выражения жизни, зеркала, отражающие дух.

— А где всё это происходит? — спросил я. — Может, на небе есть огромный склад, где на полках хранятся приключения и испытания на любой вкус?

— Склада нет. И места такого нет, хотя вы можете представить себе это в виде пространства. Как вы думаете, где это может быть?

Не зная ответа, я лишь покачал головой и повернулся к Лесли. Она тоже покачала головой.

Пай переспросила театральным голосом: «Так где?» Глядя нам в глаза, она показала рукой вниз.

Там внизу, под водой, на дне океана пересекались бесчисленные дороги.

— Эти узоры? — воскликнула Лесли. — Под водой? А-а! Это наш неограниченный выбор. Эти узоры показывают направления, которые мы можем выбрать! И те повороты, которые мы могли бы в своей жизни сделать, и уже сделали в...

— ...параллельных жизнях? — закончил я за неё, догадавшись, какой рисунок складывается из всей этой мозаики. — Альтернативные судьбы!

Мы изумленно уставились на бескрайние узоры, раскинувшиеся под нами.

— Набирая высоту, — продолжил я в приливе проницательности, — мы видим перспективу! Мы видим все возможные варианты выбора и его последствия. Но чем ниже мы летим, тем больше мы теряем понимание этой перспективы.

А когда мы приземляемся, то теряем из виду все остальные возможности выбора. Мы фокусируемся на деталях этого дня, часа или минуты и забываем обо всех других возможных судьбах.

— Какую дивную метафору вы придумали, чтобы понять, кто же вы такие на самом деле, — сказала Пай, — узоры на бескрайнем дне океана.

Вам приходится летать на своём гидросамолёте и садиться то там, то здесь, чтобы повидаться с самим собой из альтернативной жизни. Это лишь один из возможных творческих подходов, и он работает.

— Значит это море под нами — вовсе не море? — спросил я. И этих узоров там на самом деле нет?

— В пространстве-времени на самом деле ничего нет, — сказала она. — Эти узоры — всего лишь придуманное вами наглядное пособие. Так вам легче понять одновременность жизней.

Сравнение с полётом, потому что ты любишь летать. Когда вы приземляетесь, ваш гидросамолёт плывет над какой-то частью картины, вы становитесь наблюдателями, призраками входите в ваши альтернативные миры.

Вы можете научиться чему-нибудь у живущих там других аспектов нашего Я, даже не считая реальностью их жизненное окружение.

А когда вы узнаете то, чему вам надо было научиться, вы вспомните свой гидросамолёт, прибавите обороты двигателя, подниметесь в воздух и снова приобретёте перспективу.

— Мы сами создали эту... картину? — спросила Лесли. — В пространстве-времени столько же метафор, представляющих жизнь, сколько интересующих вас занятий, — ответила Пай. — Если вы бы увлекались фотографией, возможно, вы бы представили себе огромный фотообъектив.

Мы видим чётко только то, что находится в фокусе, остальное — размыто. Мы фокусируемся на одной жизни и думаем, что кроме неё ничего больше нет.