Ричард Бах

Единственная

Ни переговоров, длящихся годы? Ты собираешься разоружаться односторонне, в то время как у него есть пушки и ракеты, нацеленные в твою спальню?

— Она вызывающе вскинула голову. — Односторонне!

— Поступите так, — соглашаясь, кивнул её муж, — а затем позовите его на чай. И угостите его маленьким пирожным, говоря при этом следующее:

«Послушай, я на днях унаследовал от своего дяди этот дом, впрочем, как и ты унаследовал свой. Возможно, они недолюбливали друг друга, но у меня нет оснований для ссоры с тобой. У тебя тоже течёт крыша?»

Он скрестил на груди руки. — И что предпримет этот человек? Разве, съев наше пирожное, он вернётся домой и пальнет в нас из пушек? — Он повернулся ко мне, улыбаясь. — Американцы — отчаянный народ, Ричард. Но неужели вы такие безумцы? Неужели ты, проглотив наше пирожное, придёшь домой и откроешь по нам огонь ?

— Американцы — не безумцы, — возразил я, — мы — хитрецы.

Он искоса посмотрел на меня.

— Вы убеждены, что Америка тратит миллиарды на ракеты и сложнейшие системы управления к ним? Это не так. Мы экономим миллиарды. Как, спросите вы? — Я поглядел ему в глаза, ни тени улыбки.

— Как? — переспросил он.

— Иван, на наших ракетах нет систем управления! Мы даже не ставим на них двигатели. Только боеголовки. А остальное — картон и краска. Ещё задолго до Чернобыля мы осознали следующее: не имеет значения, откуда стартуют боеголовки!

Он посмотрел на меня важно, будто судья. — Не имеет значения?

Я покачал головой. — Мы, хитрые американцы, осознали две вещи.

Во-первых, мы поняли, что где бы мы ни начали строить ракетную базу, это будет не пусковая площадка для наших ракет, а цель для ваших! Как только перевернута первая лопата земли, мы уже знаем, что, с вашей стороны, сюда нацелено пятьсот мегатонн.

Во-вторых, Чернобыль был крошечной ядерной катастрофой, которая произошла в другой части мира. По мощности он равнялся не более чем сотой доле одной боеголовки, тем не менеё, шесть дней спустя после этих событий, мы в Висконсине выливали молоко, которое подверглось воздействию ваших гамма-лучей!

Русский изогнул брови дугой. — Поэтому вы поняли...

Я кивнул. — Если у нас друг для друга припасено по десять миллионов мегатонн, то какая разница, откуда они стартуют? Все погибнут! Зачем тогда тратить миллиарды на ракеты и управляющие компьютеры?

Как только мы засечем первую советскую ракету, выпущенную по нам... мы взорвём Нью-Йорк, Техас и Флориду, и вы обречены! А тем временем, производя ракеты, вы подрываете свою экономику.

Я посмотрел на него лукаво, как койот. — Где мы, по-вашему, взяли деньги на строительство Диснейленда? Татьяна слушала меня с открытым ртом.

— Совершенно секретно, — сказал я ей. — Мои старые приятели по Воздушным Силам теперь стали генералами Стратегического Ракетного Командования. Единственные в Америке ракеты, у которых настоящие двигатели, — это РОИ.

— РОИ? — словно эхо повторила Татьяна, глядя на мужа. Оба они занимали высокие партийные должности, но никто из них не слышал о РОИ.

— Ракеты Общественной Информации. Изредка мы запускаем одну из них, чтобы произвести эффект...

— И всё это вы снимаете четырьмя сотнями камер, — сказал Иван, — а потом показываете по телевидению не для американцев, а для нас!

— Разумеётся, — признался я. — Вас никогда не удивляло, что все изображения ракет в наших выпускам новостей напоминают одну и ту же ракету? Это и есть одна и та же ракета!

Татьяна посмотрела на мужа, на лице которого, клянусь, не было и тени улыбки, и залилась хохотом.

— Если КГБ нас подслушает, — спросил я, — и услышит только русскую часть нашей беседы, что они подумают?

— А если ЦРУ подслушает американскую часть? — спросил Иван.

— Если ЦРУ подслушает нас, — ответил я, — нам крышка! Они назовут нас предателями, выдавшими Главную Американскую Тайну в наши планы не входит бомбить вас, наш план состоит в том, чтобы разорить вас производством ракет.

— Если наше правительство узнает... — начала Татьяна.

— ...то ему вообще не нужно будет строить ракет, — продолжила за неё Лесли. — Вы можете сидеть здесь безоружными.

Мы не сможем вас атаковать, потому что в наших ракетах вместо двигателей — опилки. Нет, мы конечно могли бы отправить их в Москву по почте, посылкой, прикрыв сверху для маскировки свистульками, но что в этом толку...

— ...через шесть дней мы погибнем от нашей же радиации, — подхватил я.