Михаил Белов

Иисус Христос или путешествие одного сознания (гла

позволил ей написать вместо напутствия

такое. Разве не имеет она право оберегать свою душу, когда она отвечает

за судьбу другого беззащитного человека в этом жестоком мире. Я начинал

открывать в ней новые глубины. Моя душа в них проваливалась. Я помчался

домой, хотя только пришел на огород. Расстояния для меня не существова-

Моя настойчивость ее смягчила. Она не стала отбирать у меня послед-

ней надежды. Однако поднимать вопрос, о том, когда она снова приедет в

Благовещенск окончательно, мне было страшно. После ее отъезда, я сразу

уволился из Усть-Ивановки. Причин было 2. Прошло уже 4 месяца, как я там

работал, но мне не начисляли денег, положенных за вредность рабо-

ты. Психология кнута была еще в силе, которой потворствовало еще мое

неудобство часто требовать деньги для себя. Себя я настраивал на два

месяца голого оклада, с надеждой подойдя к старшей медсестре после

первого. Настойчиво предупредил после второго. После третьего мне ткнули

на пыль под одной кроватью.

-Она стоит сто рублей?-спросил я.Это было бессовестно тем более,

что при сдвоенном и строенном с другими санитарами дежурствах заста-

вить работать больных, сестры бежали охотней ко мне. Сказать им было

нечего. Как-то вечером, когда из дежурной смены я остался лишь с моло-

денькой сестрой, раздался звонок в рабочий вход. Я открыл дверь. На по-

роге стояли 2 наших выпивших санитара с таким же дружком. Они вошли.

-Позови Убаревича.

Это был единственный больной, который у меня в груди вызывал пос-

тоянное что-то. Уже месяц, как он постоянно сам кормил больного, кото-

рый, будучи привязанным к кровати, смыслом своего полубреда и видом

представлял забавную картину.

-Саша, почему ты делаешь нашу работу?- спросил я его.

-Миша, потому что у меня есть душа.

Душа у него действительно была и оставалась, несмотря на службу в

ВДВ, 4 ходки в тюрьму, одну из которых за порезанную ножом жену и ха-

рактер, мгновенно становившийся сгустком нервов при малейшем неспра-

ведливом его задевании. Он также кровно ненавидел милицию, а меня нес-

колько первых дежурств звал ментом. Другие же больные, считающие, что у

них душа есть и тщательно оберегавшие ее местонахождение, ржали, когда

какой-нибудь санитар вдруг бил по губам ложкой того болтуна. Здесь я

почувствовал что-то недоброе.

-Зачем он вам?

-У тебя плохо с пониманием?

-Хорошо.

-Зови.

-Зачем?

-Если ты его не позовешь-отоварим тебя.

-Давайте.

-Пошли.

-Пошли.

Мы вышли в раздевалку. Один санитар и его друг были моими ровесника-

ми. Самому старшему было 40 лет, и однажды он продемонстрировал вбива-

ние ладонью гвоздя в фанерную дверь, о чем мне приходилось только меч-

тать. Годом позже, открыв для себя Виктора Цоя и в подлиннике переос-

мысливая его слова 'в каждом из нас спит Бог', я вспомнил, что за 2

недели до этого случая я опять начал заниматься на работе в раздевалке

все свое свободное время, едва выпадала возможность передохнуть от рабо-

ты - каратэ, к которому все эти годы у меня в сердце находилась лишь

любовь. Мой Бог предвидел это?

Унизить меня им удалось. И теми, пропущенными мной, несколькими

ударами и началом драки, когда этот 40- летний, умник, подойдя ко мне,

спокойными движениями начал рвать мой халат, а затем толкнул меня в

грудь на подоконник, и я спиной выдавил внутренюю раму. Но и простофи-

лей я не был. Мой молодой коллега после драки захромал и на вторую но-

гу, а его дружку довелось полежать на полу от моей подсечки. Меня

спасли 2 батареи, на которые я запрыгнул, сократив тем самым расстоя-

ние от моих кед до их лиц и то, что я оказался 'своим мужиком'. Но оп-

леван я был с головы до ног и жалел, что не позвал Сашу. С его способ-

ностями и темпераментом мы смогли бы что-нибудь сделать. Сашу же они

хотели отоварить за его 'борзоту'. Я же чувствовал отвественность за

него. А переборщить они могли запросто.

'Стучать' на них я не стал, но мой синяк на известном месте сам

говорил о случившемся.

-Кто?-спрашивали женщины.- Скажи только кто.

Молчание тоже выглядело по-пацанячьи и своему наставнику по пер-

вому дежурству Коле Чубанову я рассказал.

-Ой, козлы!Ой,...-нецензурным прозвищем дятла назвал он своего

старшего коллегу. У меня зрело, что надо сказать не только ему. Тем бо-

лее, что они рассказали об этом своему дружку-санитару, чьи попытки