Говард Ф.Лавкрафт

Шепчущий в ночи

захватил в свои объятия

тревожный сон; дремота, переполненная обрывками сновидений, в которых передо

мной являлись чудовищные пейзажи. Что именно разбудило меня, я не могу еще

сказать, но то, что в какой-то момент я действительно проснулся, не подлежит

сомнению. Первое смутное впечатление состояло в том, что мне послышались

крадущиеся шаги за моей дверью, скрип половиц и неуклюжие попытки справиться

с дверным замком. Это, однако, очень быстро прекратилось; а затем очень

явственно донеслись до меня голоса снизу, из кабинета. Там, по всей

видимости, было несколько говоривших, причем чувствовалось, что между ними

идет спор.

Прислушавшись несколько секунд, я полностью стряхнул с себя сон, ибо

голоса были такие, что помышлять о продолжении ночного отдыха было

совершенно невозможно. Интонации говоривших были различными, но тот, кто

хоть раз слушал эту проклятую запись фонографа, ничуть не сомневался бы в

происхождении и принадлежности, по крайней мере, двух из них. Как ни

чудовищна была эта мысль, но я понял, то нахожусь под одной крышей с

безымянными существами из пучин космоса; ибо эти два голоса, несомненно,

представляли собой дьявольское жужжание, которое использовали Существа Извне

в своих разговорах с людьми. Голоса эти были разными - они отличались по

высоте, темпу и интонации, - но это были те самые проклятые голоса.

Третий голос, безусловно, шел от машины, которая соединялась с одним из

изолированных веществ мозга, содержавшимся в цилиндре. Отличить его можно

было даже яснее, чем жужжание пришельцев; громкий; металлический,

безжизненный голос, который я слышал накануне вечером, с его безликой,

лишенной всякой интонации, скрипучей манерой был незабываемым. Я не пытался

задаться вопросом, был ли он идентичен тому самому, который я слышал

вечером, потому что понял, что любой мозг будет продуцировать вокальные тона

одинакового характера, будучи присоединенным к тому же самому прибору;

единственные отличия могли касаться языка, ритма, скорости и произношения. В

довершение картины были слышны два подлинных человеческих голоса: один -

грубый голос неизвестного мне и, без всякого сомнения, местного жителя; в

другом я без труда узнал мягкие бостонские нотки моего давешнего гида,

мистера Нойеса.

По мере того, как я пытался разобрать слова, которые массивный пол моей

комнаты столь надежно глушил, я уловил также шум, шарканье и скрипы в той

комнате, где собрались говорившие; это не позволяло избавиться от

впечатления, что кабинет переполнен живыми существами - их, по всей

видимости, было куда больше, чем позволяли предположить голоса. Истинную

природу царившего там возбуждения и шума описать трудно, ибо не с чем было

сравнить происходящее. По комнате передвигались какие-то предметы, причем

словно они были разумными существами; звук их шагов был подобен тяжелому

топоту - как будто по полу тяжело и неуклюже шатались плохо

скоординированные создания из твердой резины или роговой массы. Если

применить более конкретное, но менее точное сравнение, - как будто люди в

разбитых деревянных ботинках не по размеру ковыляли и топали на полированном

полу. Я даже не пытался представить себе происхождение и внешний вид тех,

кто издавал эти звуки.

Вскоре я понял, что разобрать что-то связное в происходившем разговоре

мне не удастся. Отдельные слова - включая имя Эйкели и мое - звучали время

от времени довольно разборчиво, особенно когда их произносил механический

голос; однако подлинное значение их оставалось неясным. И по сей день я не

могу вывести определенного связного содержания из услышанного, а страх,

порожденный ими, был скорее внушенным, чем открывшимся в результате

ужаснувшего меня откровения. Леденящий кровь конклав собрался там, внизу,

понимал я; но что именно обсуждалось - было загадкой. Любопытно, что меня

охватило ощущение безусловного святотатства и гибельности происходящего,

вопреки уверениям Эйкели о дружелюбии Существ Извне.

Терпеливо прислушиваясь, я, наконец, начал отличать голоса друг от

друга, хотя еще не в силах был схватить суть произносимого внизу. Однако мне

удалось, насколько я понял, уловить эмоции, владевшие основными участниками

обсуждения. Один из жужжащих голосов, несомненно, принадлежал носителю