Говард Ф.Лавкрафт

Шепчущий в ночи

увидеть,

вспомнив письма Эйкели, где он его упоминал, а большой и безукоризненно

чистый представитель последнего поколения машин - явно собственность Нойеса,

с массачусетским номером. Мой проводник, решил я, должно быть, просто на

лето приехал в Тауншенд.

Нойес забрался в машину, и мы сразу же тронулись. Я порадовался тому,

что мой попутчик не слишком разговорчив, так как необычная напряженность,

висевшая в воздухе этим днем, не располагала к общению. В свете дневного

солнца городок выглядел очень привлекательным; я успел заметить это, пока мы

двигались вниз под уклон и поворачивали направо на главную улицу.

Погруженный в полудрему, как все старинные города Новой Англии, которые

помнишь с детства: к тому же что-то в расположении крыш и шпилей, дымовых

труб и кирпичных стен трогало струны самых глубоких, связанных с далеким

прошлым чувств. Я ощущал себя у порога местности, еще наполовину

заколдованной нетронутыми наслоениями прошедших времен: местности, где еще

могли случиться странные события из прошлого, которого до сих пор никто не

будоражил.

Когда мы выехали из Бреттлборо, моя напряженность и предчувствие

чего-то дурного усилились, чему способствовала окружающая нас холмистая

местность, с ее громоздящимися, давящими, угрожающими зелеными и гранитными

склонами, таящими страшные тайны и сохранившимися с незапамятных времен

обитателями, которые могли быть, а могли и не быть угрозой для всего

человечества. Некоторое время мы ехали вдоль широкой, но мелководной реки,

текущей от неизвестных холмов на севере и носящей название Вест-Ривер.

Услышав это название от своего попутчика, я передернулся от страха, потому

что вспомнил, что именно в этом потоке, как сообщали газеты, было обнаружено

одно из этих чудовищных крабовидных созданий во время злополучного

наводнения.

Постепенно местность вокруг становилась все более дикой и пустынной.

Старинного вида мосты выглядывали из складок холмов, как призраки прошлого,

а заброшенная железнодорожная линия, бегущая параллельно реке, казалось,

источала явственный аромат запустения. Перед нами возникали яркие картины

живописных долин, ще возвышались огромные скалы; девственный гранит Новой

Англии, серый и аскетичный, пробивался через зеленую листву, обрамлявшую

вершины гор. В узких ущельях бежали ручьи, до которых не достигали лучи

солнца и которые несли к реке бесчисленные тайны пиков, куда не ступала еще

нога человека. От дороги ответвлялись в обе стороны узкие, едва различимые

тропы, прокладывавшие свой путь сквозь густые, роскошные чаши лесов, среди

первобытных деревьев которых вполне могли обитать целые армии духов. Увидев

все это, я подумал о том, как досаждали Эйкели невидимые обитатели лесов во

время его поездок по этой дороге, и понял, наконец, какие чувства он мог

тогда испытывать.

Старинная, живописная деревенька Ньюфэйн, которую мы проехали спустя

менее часа пути, была нашим последним пунктом в том мире, который человек

мог считать безусловно принадлежащим себе. После этого мы утратили всякую

связь с нынешними, реальными и отмеченными временем явлениями и вступили в

фантастический мир молчащей нереальности, в котором узкая ленточка дороги

поднималась и опускалась, обегая как будто по своей прихоти необитаемые

зеленые вершины и почти пустынные долины. Помимо шума нашего мотора и

легкого движения, звуки которого доносились от редких одиноких ферм, которые

мы проезжали время от времени, единственным звуком, достигавшим ушей, было

булькание странных источников, скрытых в тенистых лесах.

От близости карликовых, куполообразных холмов теперь по-настоящему

перехватывало дыхание. Их крутизна и обрывистость превзошли мои ожидания и

ничем не напоминали сугубо прозаический мир, в котором мы живем. Густые,

нетронутые леса на этих недоступных склонах, казалось, скрывали в себе

чуждые и ужасающие вещи, и мне пришло в голову, что и необычная форма холмов

сама по себе имеет какое-то странное давным-давно утраченное значение, как

будто они были гигантскими иероглифами, оставленными здесь расой гигантов, о

которой сложено столько легенд, и чьи подвиги живут только в редких глубоких

снах. Все легенды прошлого и все леденящие кровь доказательства,

содержащиеся в письмах и предметах, принадлежащих Генри Эйкели, всплыли в