Харуки Мураками

Охота на овец (Часть 1)

жизни навеки. Что-то забудет память. Что-то скроется с глаз. Что-то умрет. В этом не должно быть особой трагедии.

24 июля, 8:25 утра...

Бросив взгляд на цифры электронных часов, я провалился в сон.

Часть третья. СЕНТЯБРЬ 1978 Г.

1. КИТОВЫЙ ПЕНИС. ДЕВЧОНКА НА ТРЕХ РАБОТАХ

Спать с женщиной: порой я смотрю на это как на нечто большое и серьезное; иногда же, напротив, не вижу в том ничего особенного. Бывает секс как терапия для восстановления сил, а бывает секс от нечего делать.

Секс может быть от начала и до конца терапией, как может быть с начала и до

конца - от нечего делать. Секс, начавшийся как отменная терапия, вполне может

завершиться банальным сексом от нечего делать, равно как и наоборот. Наша

половая жизнь - как бы тут лучше выразиться? - в корне отличается от половой

жизни китов.

Мы не киты - вот один из главных тезисов моей половой жизни.

В городе моего детства - тридцать минут на велосипеде от дома - был океанариум.

Внутри, как в настоящем подводном мире, всегда царила прохлада, и безмолвие лишь изредка прерывалось доносившимся неизвестно откуда тихим плеском воды. В тусклых сумерках так и слышались из-за углов коридора приглушенные вздохи русалок.

В огромном бассейне кругами ходили стаи тунцов, винтом по водным тоннелям

подымались осетры, хищно скалились на куски мяса пираньи, скупо мерцали своими

шарами-светильниками электрические угри.

Не было счета рыбам в океанариуме. Разные названия, разная на вид чешуя, разные

по форме жабры. У меня просто не укладывалось в голове, отчего и зачем у рыб на Земле столько видов.

Китов, разумеется, в океанариуме быть не могло. Киты слишком большие, их невозможно держать внутри здания: пришлось бы развалить весь океанариум, чтобы соорудить водоем, в который смог бы втиснуться один-единственный кит.

Взамен самого кита был выставлен его пенис. Как полномочный представитль своего хозяина. Вот как случилось, что годы самых ярких детских фантазий я провел, созерцая китовый пенис и пытаясь представить кита целиком. Нагулявшись по извилистым коридорам океанариума, я приходил в выставочный зал с высоченным потолком, устраивался на диване прямо напротив китового пениса - и сидел так часами.

Иногда он напоминал мне ссохшуюся кокосовую пальму, иногда - гигантский кукурузный початок. В одном можно было не сомневаться: если бы не табличка у основания - 'ПОЛОВОЙ ОРГАН КИТА-САМЦА', - ни один посетитель в жизни бы не догадался, что перед ним за штуковина. Он гораздо больше смахивал на реликт, найденный в песках Средней Азии, чем на выходца из глубин Ледовитого Океана. Не говоря уже о том, что он был совершенно не похож ни на мой собственный пенис, ни на чей-либо из всех виденных мною пенисов. Этот одинокий, вырезанный с корнем из тела пенис словно дрейфовал перед моими глазами в волнах какой-то необъяснимой тоски.

И когда я впервые переспал с девчонкой, все, что вертелось в моей голове - это китовый пенис. 'Что за участь постигла его? Какой нелепой волной занесло его под стекло на витрину безлюдного океанариума?' - мучился я. Предчувствие точно такой же глухой обреченности и своей судьбы сжимало мне сердце. Впрочем, мне было 17 лет - слишком рано, чтобы доводить себя до самоубийства. С тех пор я и приучил себя к спасительной мысли.

Мы не киты.

Валяясь в постели с новой подругой, я поигрывал с завитушками ее волос и думал о

китовом пенисе.

В океанариуме моего детства всегда царила поздняя осень. На стеклянных стенках

бассейна, холодных как лед, - отраженья меня в толстом свитере. Темно-свинцовое

море заглядывало в иллюминатор выставочного зала; барашки бесчисленных волн обегали его по краю, точно белые кружева - воротничок девичьего платья...

- О чем думаешь? - спросила она.

- О прошлом, - ответил я.

В двадцать один год у нее были прекрасное стройное тело - и пара дьявольски безупречных ушей.

Днем она правила тексты в небольшом издательстве, работала 'спецмоделью' в рекламе женских ушей, а вечером подрабатывала 'по вызову' в маленьком ночном клубе - очень тихом, 'только для самых своих'. Какое из трех занятий считала она основным, мне было неведомо. Как, впрочем, и ей самой.