Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

чтобы

сфотографировать его и его дом.

- Об этом не может быть и речи, - сказал он с гримасой.

- А как насчет магнитофона? Будешь ты возражать против

этого?

- Боюсь, что и такой возможности тоже нет.

Я почувствовал себя раздраженным и стал горячиться. Я

сказал, что не вижу логической причины его отказа.

Дон Хуан отрицательно покачал головой.

- Забудь это, - сказал он с силой. - и если ты еще

хочешь видеть меня, никогда не говори об этом опять.

Я выставил последнее слабое возражение. Я сказал, что

фотоснимки и магнитофонные записи являлись бесценными для

моей работы. Он сказал, что есть только одна вещь, которая

бесценна для всего, что мы делаем. Он назвал ее 'дух'.

- Нельзя обойтись без духа, - сказал он. - а у тебя его

нет. Горюй об этом, а не о фотоснимках.

- Что ты..?

Он прервал меня движением головы и вернулся на

несколько шагов.

- Обязательно возвращайся, - сказал он мягко и помахал

мне на прощание.

Глава 2. Стирание личной истории.

Четверг, 22 декабря 1960 года

Дон Хуан сидел на полу около двери своего дома спиной к

стене. Он перевернул деревянную молочную флягу и попросил

меня садиться и чувствовать себя, как дома. Я предложил ему

пачку сигарет, которую я привез. Он сказал, что не курит, но

подарок принял. Мы поговорили о холоде ночей в пустыне и на

другие обычные темы.

Я спросил его, не мешаю ли я его нормальному

распорядку. Он взглянул на меня с какой-то гримасой и

сказал, что у него нет никакого распорядка и что я могу

оставаться с ним до вечера, если хочу.

Я приготовил несколько опросных листов по генеалогии и

родовым отношениям, и я хотел заполнить их с его помощью. Я

составил также по этнографической литературе длинный список

культурных черт, которые, как считалось, присущи индейцам

этого района. Я хотел пройтись по списку вместе с ним и

отметить все вопросы, которые были знакомы для него.

Я начал с опросных карт родовых отношений.

Как ты называл своего отца? - спросил я.

- Я называл его папа, - сказал он с очень серьезным

лицом.

Я почувствовал легкое раздражение, но продолжал, думая,

что он не понял.

Я показал ему опросный лист и объяснил, что один

пропуск там оставлен для отца, а один - для матери. Я привел

пример различных слов, которые используются в английском и

испанском языках для того, чтобы называть отца и мать.

Я подумал, что, может быть, мне следовало начать с

матери.

- Как ты называл свою мать? - спросил я.

- Я называл ее мама, - заметил он очень наивным тоном.

- Я имею в виду, какие другие слова ты использовал для

того, чтобы назвать своего отца или мать? Как ты звал их? -

сказал я, пытаясь быть терпеливым и вежливым. Он почесал

голову и посмотрел на меня с глупым выражением.

- Ага, - сказал он. - тут ты меня поймал. Дай-ка мне

подумать.

После минутного замешательства он, казалось, вспомнил

что-то, и я приготовился записывать.

- Ну, сказал он, как если бы он был захвачен серьезной

мыслью. - как еще я звал их? Я звал их эй-эй, папа! Эй-эй,

мама!

Я рассмеялся против своего желания. Его выражение было

действительно комичным, и в этот момент я не знал, то ли он

был очень хитрый старик, который морочил мне голову, то ли

он был действительно простачком. Используя все свое

терпение, я объяснил ему, что это очень серьезный вопрос и

что для моей работы очень важно заполнить все эти бланки. Я

старался, чтобы он понял идею генеалогии и личной истории.

- Как звали твоего отца и твою мать? - спросил я. Он

взглянул на меня ясными и добрыми глазами.

- Не трать время на эту муру, - сказал он мягко, но с

неожиданной силой.

Я не знал, что сказать. Казалось, кто-то другой

произнес эти слова. За секунду до этого он был ошарашенным

глупым индейцем, чесавшим свою голову, и уже через мгновение

он сменил роль. Я был глупым, а он смотрел на меня

неописуемым взглядом, в котором не было ни раздражения, ни

неприязни, ни ненависти, ни сожаления. Его глаза были

добрыми, ясными и пронизывающими.

- У меня нет никакой личной истории, - сказал он после

длинной паузы. - однажды я обнаружил, что не нуждаюсь больше

в личной истории, также как пьянство, бросил ее.

Я не совсем понял, что он хотел сказать. Неожиданно я

почувствовал себя неловко, под угрозой.