Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

только печаль и трудности. Отсюда и вся

моя пассивность. Однако, я научился уважать его мастерство,

которое всегда выражалось в терминах красоты и точности.

- Я решил изменить свою тактику, - сказал он.

Я попросил у него объяснений. Его заявление было

расплывчатым, и я не был уверен в том, что оно относится

как-либо ко мне.

- Хороший охотник меняет свои пути так часто, как ему

этого нужно, - ответил он. - ты знаешь это сам.

- Что ты задумал, дон Хуан?

- Охотник не только должен знать привычки своей жертвы,

он должен знать также, что на земле имеются силы, которые

ведут людей и животных и все живое.

Он замолчал. Я подождал, но он, казалось, закончил

фразу или то, что он хотел сказать.

- Что это за силы, о которых ты говоришь? - спросил я

после долгой паузы.

- Силы, которые ведут наши жизни и наши смерти.

Дон Хуан замолчал и, казалось, испытывал огромную

трудность в том, чтобы решить, что сказать. Он тер руки и

качал головой, надувая щеки. Дважды он сделал мне знак,

чтобы я замолчал, когда я просил его объяснить свои

загадочные заявления.

- Ты не сможешь легко остановиться, - наконец, сказал

он. - я знаю, что ты упрям, но это не имеет значения. Чем

более ты упрям, тем будет лучше, когда ты, наконец,

преуспеешь в том, чтобы изменить себя.

- Я стараюсь, как только могу, - сказал я.

- Нет, я не согласен. Ты не стараешься так, как ты

можешь. Ты сказал это просто потому, что это просто хорошо

для тебя звучит. На самом деле ты так говорил обо всем, что

ты делаешь. Нужно что-либо делать, чтобы исправить это.

Я почувствовал себя обязанным, как обычно, защищаться.

Дон Хуан, казалось, метил, как всегда, в мои самые слабые

места. Я вспомнил, что каждый раз, когда я пытался

защищаться против его критики, то кончалось всегда тем, что

я чувствовал себя дураком. И я прекратил на середине свою

длинную объяснительную речь.

Дон Хуан с любопытством осмотрел меня и засмеялся. Он

сказал очень добрым тоном, что говорил уже мне о том, что

все мы дураки, и я не являюсь исключением.

- Ты всегда чувствуешь себя обязанным объяснять свои

поступки, как если бы ты был единственным на земле

человеком, который делает неправильно, - сказал он. - это

твое старое чувство собственной важности. У тебя ее слишком

много. У тебя также слишком много личной истории. С другой

стороны, ты не принимаешь ответственности за свои поступки.

Ты не пользуешься своей смертью, как советчиком м превыше

всего ты слишком достижим. Другими словами, твоя жизнь такая

же каша, как она была до того, как я тебя встретил.

Опять я ощутил искреннее чувство ущемленной гордости и

хотел спорить, что это не так. Он сделал мне знак

успокоиться.

- Следует принимать ответственность за то, что

находишься в этом заколдованном мире. Мы находимся в

заколдованном мире, знаешь?

Я утвердительно кивнул головой.

- Мы говорим не об одном и том же, - сказал дон Хуан. -

для тебя мир заколдованный, потому что, если ты не утомлен

от него, то ты не находишься с ним в согласии. Для меня мир

является заколдованным, потому что он поразителен, страшен,

волшебен и неизмерим. Я был заинтересован в том, чтобы

убедить тебя, что ты должен принять ответственность за

нахождение здесь, в этом чудесном мире, в этой чудесной

пустыне, в это чудесное время. Я хотел убедить тебя в том,

что ты должен научиться делать каждый поступок идущим в

счет, поскольку ты будешь здесь только короткое время.

Фактически слишком короткое для того, чтобы посмотреть все

чудеса этого мира.

Я настаивал на том, что быть утомленным миром или же

быть с ним несогласным, это общечеловеческое состояние.

- Так перемени его, - ответил он сухо. - если ты не

ответишь на этот вызов, то ты все равно что уже мертв.

Он велел мне назвать тему или момент в моей жизни,

который захватывал все мои мысли. Я сказал: 'искусство'. Я

всегда хотел быть артистом и в течение многих лет я пытался

им быть. У меня еще сохранилось болезненное воспоминание о

моем провале.

- Ты никогда не брал на себя ответственности за то, что

находишься в этом неизмеримом мире, - сказал он тоном

приговора. - поэтому ты никогда не был артистом и, может

быть, никогда не будешь охотником.