Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

даймоне, давно сопутствующем ему, как не именно в таком? -

Нужно быть начисто лишенным религиозного слуха, чтобы не

почувствовать всю подлинность и глубину его переживаний,

породивших лирический акафист 'Я, Матерь Божия, ныне с

молитвою...', чтобы не уловить того музыкально-поэтического

факта, что наиболее совершенные по своей небывалой поэтической

музыкальности строфы Лермонтова говорят именно о второй

реальности, просвечивающей сквозь зримую всеми: 'Ветка

Палестины', 'Русалка', изумительные строфы о Востоке в 'Споре',

'Когда волнуется желтеющая нива...', 'На воздушном океане...',

'В полдневный жар в долине Дагестана...', 'Три пальмы', картины

природы в 'Мцыри', в 'Демоне' и многое другое.

Очевидно, в направлении еще большей, предельной

поляризации этих двух тенденций, в их смертельной борьбе, в

победе утверждающего начала и в достижении наивысшей мудрости и

просветленности творческого духа и лежала несвершенная миссия

Лермонтова. Но дело в том, что Лермонтов был не 'художественный

гений вообще' и не только вестник, - он был русским

художественным гением и русским вестником, и в качестве таковых

он не мог удовлетвориться формулой 'слова поэта суть дела его'.

Вся жизнь Михаила Юрьевича была, в сущности, мучительными

поисками, к чему приложить разрывающую его силу. Университет,

конечно, оказался тесен. Богемная жизнь

литераторов-профессионалов того времени была безнадежно мелка.

Представить себе Лермонтова замкнувшимся в семейном кругу, в

личном благополучии, не может, я думаю, самая благонамеренная

фантазия. Военная эпопея Кавказа увлекла было его своей

романтической стороной, обогатила массой впечатлений, но после

'Валерика' не приходится сомневаться, что и военная

деятельность была осознана им как нечто, в корне чуждое тому,

что он должен был совершить в жизни. Но что же? Какой жизненный

подвиг мог найти для себя человек такого размаха, такого круга

идей, если бы его жизнь продлилась еще на сорок или пятьдесят

лет? Представить Лермонтова, примкнувшего к революционному

движению 60-х и 70-х годов, так же невозможно, как вообразить

Толстого, в преклонных годах участвующим в террористической

организации, или Достоевского - вступившим в

социал-демократическую партию. - Поэтическое уединение в

Тарханах? Но этого ли требовали его богатырские силы? -

Монастырь, скит? - Действительно: ноша затвора была бы по плечу

этому духовному атлету, на этом пути сила его могла бы найти

для себя точку приложения. Но православное иночество

несовместимо с художественным творчеством того типа, тех форм,

которые оно приобрело в наши поздние времена, а от этого

творчества Лермонтов, по-видимому, не отрекся бы никогда.

Возможно, что этот титан так и не разрешил бы никогда заданную

ему задачу: слить художественное творчество с духовным деланием

и подвигом жизни, превратиться из вестника в пророка. Но мне

лично кажется более вероятным другое: если бы не разразилась

пятигорская катастрофа, со временем русское общество оказалось

бы зрителем такого - непредставимого для нас и неповторимого ни

для кого - жизненного пути, который привел бы Лермонтова-старца

к вершинам, где этика, религия и искусство сливаются в одно,

где все блуждания и падения прошлого преодолены, осмыслены и

послужили к обогащению духа и где мудрость, прозорливость и

просветленное величие таковы, что все человечество взирает на

этих владык горных вершин культуры с благоговением, любовью и с

трепетом радости.

В каких созданиях художественного слова нашел бы свое

выражение этот жизненный и духовный опыт? Лермонтов, как

известно, замышлял роман-трилогию, первая часть которой должна

была протекать в годы пугачевского бунта, вторая - в эпоху

декабристов, а третья - в 40-х годах. Но эту трилогию он

завершил бы, вероятно, к сорокалетнему возрасту. А дальше?..

Может быть, возник бы цикл 'романов идей'? Или эпопея-мистерия

типа 'Фауста'? Или возник бы новый, невиданный жанр?.. - Так

или иначе, в 70-х и 80-х годах прошлого века Европа стала бы

созерцательницей небывалого творения, восходящего к ней из

таинственного лона России и предвосхищающего те времена, когда

поднимется из этого лона цветок всемирного братства - Роза