Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

своей

личности, должен быть признан фигурой огромной, но не великой,

ибо лишен одного из признаков истинного величия - великодушия,

точно так же целый ряд художественных деятелей, к которым

многие из нас применяют эпитет гения, не являются и никогда не

являлись вестниками. Ибо их художественная деятельность лишена

одного из основных признаков вестничества: чувства, что ими и

через них говорит некая высшая, чем они сами, и вне их

пребывающая инстанция. Такими именами богата, например,

литература французская, а у нас можно назвать двух-трех

деятелей эпохи революционного подъема: Горького, Маяковского.

Можно спорить с гениальностью этих писателей, но вряд ли

кто-нибудь усмотрел бы в них вестников высшей реальности.

Истины высшей реальности преломляются подчиненной

реальностью Энрофа. Если на человека возложена миссия

проповедничества этих истин и их преломлений, долг их

проповедничества языком художественных образов, если к

художнику послан ради этого даймон - художник не сможет не

чувствовать (с той или другой степенью отчетливости) его

инспирирующего воздействия. Характер этого чувства и способы

его выражения могут видоизменяться как угодно, но в основе

всегда будет обнаруживаться одно и то же: переживание некоторой

вне личности художника пребывающей силы, в него вторгающейся и

в его творческом процессе себя выражающей. Бывает, что такое

переживание оказывается знакомо и людям с меньшей силой

одаренности, относить которых к разряду гениев мы не можем. В

пример можно привести такого превосходного, хотя и не

гениального поэта, как А.К. Толстой. Мало кто из гениальных

поэтов сумел выразить это чувство с такой ясностью и

определенностью, как Алексей Толстой в своем изумительном

стихотворении: 'Тщетно, художник, ты мнишь, что своих ты

творений создатель'. Одного этого стихотворения было бы,

вероятно, достаточно, чтобы для нас сделался ясным и бесспорным

дар вестничества, которым обладал этот поэт. А между тем по

глубине трансфизического прозрения это стихотворение еще далеко

до некоторых других шедевров А. Толстого. Кто другой в русской

литературе выразил с такой ясностью, обоснованностью, силой и

пламенностью, как Толстой в своем 'Иоанне Дамаскине', ту идею,

что искусство вообще и искусство слова в особенности может быть

выражением высшей реальности, верховной Правды, дыхания миров

иных, и что поэт, осуществляющий свой дар вестничества,

выполняет этим то, к чему он предназначен Божественными силами?

А разве его поэма 'Дракон' - не первая в русской литературе

попытка нарисовать облик и выяснить метаисторическую роль

демонических существ, подобных уицраорам? Я уж не говорю о его

'Дон Жуане', для раскрытия трансфизической концепции которого

потребовалась бы специальная работа, или о такой жемчужине

русской лирики, как стихотворение 'Слеза дрожит в твоем

ревнивом взоре'.

Все это поясняет отличие понятия художественной

гениальности от понятия вестничества. Мы видим при этом

талантливых художников, не претендовавших на гениальное

совершенство своих творений, но возвещавших ими о таких высотах

и глубинах потусторонних сфер, до которых не в силах были

досягнуть и многие гении. С другой стороны, многие деятели,

твердо уверенные в своей гениальности, являются только

носителями таланта. Выдает их один незаметный, но

неопровержимый признак: они ощущают свой творческий процесс не

проявлением какого-либо сверхличного начала, но именно своей,

только своей прерогативой, даже заслугой, подобно тому, как

атлет ощущает силу своих мускулов принадлежащей только ему и

только его веления исполняющей. Такие претенденты на

гениальность бывают хвастливы и склонны к прославлению самих

себя. В начале XX века, например, в русской поэзии то и дело

можно было встретить высокопарные декларации собственной

гениальности.

Я - изысканность русской медлительной речи,

Предо мной все другие поэты - предтечи... -

восклицал один. Другой, перефразируя Горация, стер с

постамента имя великого римлянина и буквами, падающими то

вправо, то влево, то какафонически сталкивающимися между собой,

начертал свое: '... и люди разных вкусов... все назовут меня:

Валерий Брюсов'.