Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

южноамериканского материка тот

необычайный духовный, экономический и социально-политический

уклад (некоторые исследователи называют его теократическим

социализмом), который характеризуется высоким материальным

довольством, купленным ценой предельного порабощения личности,

ценой потери человеческого Я в беспрекословно повинующейся

безликой массе. Страшнее такого строя, доведенного до

совершенства, то есть до превращения в дьявольскую машину

массовых духовных убийств, нет ничего; мечта Гагтунгра в той

мере, в какой она касается человечества, заключается именно в

этом. Только масштабы при этом грезятся не национальные, а

планетарные, но ведь надо же с чего-нибудь начинать... Если бы

держава инков нашла в себе силы для отпора испанцам, для

усвоения их технических и военных преимуществ и для дальнейшего

самостоятельного развития, как, например, Япония, то через

некоторое время человечество стало бы лицом к лицу с тиранией

столь централизованной, столь совершенной, столь мощной и

неколебимой, что взор теряется в мутных заревах

общечеловеческих катаклизмов, не совершившихся именно благодаря

испанцам и только им.

Оправдываются ли этими дальними положительными следствиями

те, кто совершал зверства над императором Атахуальпой, надо

всеми личностями, составлявшими перуанский народ? Служат ли

вообще в оправдание человеку, совершившему зло, косвенные,

дальние, непредвиденные им положительные следствия его деяний?

- Странная мысль. Конечно, нет! Косвенные, дальние следствия,

которых он предвидеть не мог, будь они благими или дурными, не

идут совершившему ни в оправдание, ни в осуждение.

Оправдывается он или осуждается за совершенное только

следствиями ближайшими, находившимися в поле его зрения, и,

главное, теми побуждениями, которые им в данном случае

руководили. В этом и заключается карма личная.

Что же пожинает своими страданиями и смертью человек,

падающий жертвой национального бедствия? - Отчасти он все-таки

пожинает этим плоды личной кармы; если же он сам ни в каких

злодеяниях не виновен, то он страдает и умирает не в качестве

личности, а в качестве члена национального коллектива, и своим

страданием и смертью способствует развязыванию этого

кармического узла навсегда, В этом заключается карма

коллективная, в данном случае -

национально-культурно-государственная. Сумма личностей,

составлявших перуанский народ во второй четверти XVI века и

развязавших своей гибелью страшный узел национальной кармы, -

освобождается ли эта сумма личностей тем самым для восхождения

в иноматериальных мирах и для творения там своей просветленной

метакультурной сферы? - Да, конечно. Такая сфера творится в

ряду затомисов; она называется Интиль, и туда поднялись или

поднимутся, рано или поздно, все, составлявшие некогда великий

народ древнего Перу.

Подлежит ли в таком случае - не отдельные злодеяния

конкистадоров, но суммарный факт уничтожения перуанской империи

- некоторой второй этической оценке, такой оценке, которая не

снимет с совершивших это зло ни осуждения нашей совести, ни

беспощадных кармических следствий в посмертии каждого из них,

вплоть до вековых мучений в Укарвайре или Пропулке, но которая

даст этому злу относительное оправдание: оправдание не в плане

индивидуальной человеческой моральной ответственности, а в

плане становления народов и человечества, в плане стези

демиургов? - Да, подлежит.

Именно в такой оценке проявится, в применении к

разбираемому случаю, этика метаистории. Это есть как бы второй

этический слой, простертый над привычным для нашего сознания и

нашей совести слоем этики чисто гуманистической.

Обширное отступление это о некоторых принципах

метаисторической этики было необходимо для ответа на вопрос,

поставленный несколькими страницами ранее.

Да, в некоторых случаях метаисторическое созерцание может

приводить к относительному оправданию (только в плане

общечеловеческого становления, а не в плане индивидуальной

кармической ответственности) завоевательных предприятий. И даже

к невольному сокрушению о том, что такого-то предприятия не

произошло. Примирить это с элементарными нравственными нормами,

'ясными как день, и необходимыми как хлеб',