Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 2)

стадии. Как устроены люди -

это должно быть установлено посредством наблюдения над ними самими.

Результаты этого наблюдения не могут впасть в противоречие с правильно

понимаемой историей развития. Голословное утверждение, будто эти результаты

таковы, что они исключают естественный мировой порядок, не могло бы быть

приведено в согласие с новейшим направлением естествознания *. (* Вполне

оправдано то, что мы называем мысли (этические идеи) объектами наблюдения.

Ибо хотя мысленные образования в процессе мыслительном деятельности н не

вступают в поле наблюдения, они все же могут стать впоследствии предметом

наблюдения. Как раз этим путем и получена нами наша характеристика

человеческой деятельности.)

Этическому индивидуализму нечего опасаться со стороны понимающего самое

себя естествознания: наблюдение выявляет в качестве характеристики

совершенной формы человеческой деятельности свободу. Эта свобода должна быть

признана за человеческим велением, поскольку оно осуществляет чисто

идеальные интуиции. Ибо последние являют не результат какой-то действующей

на них извне необходимости, но суть нечто покоящееся на себе самом. Если

человек находит, что поступок является отображением подобной идеальной

интуиции, то он ощущает его как свободный. В этом отличительном признаке

поступка и заключается свобода.

Как же с этой точки зрения обстоит дело с упомянутым уже выше (стр.

486) различием между обоими положениями: 'Быть свободным - значит мочь

делать то, чего хочешь' и другим: 'Быть в состоянии по собственному

усмотрению желать и не желать чего-либо - вот собственный смысл догмы о

свободной воле'. - Гамерлинг обосновывает свою концепцию свободы воли как

раз на этом различении, объявляя первое положение правильным, второе же -

нелепой тавтологией. Он говорит: 'Я могу делать, что хочу'. Но сказать: я

могу хотеть, чего хочу, - это пустая тавтология. - Могу ли я сделать, т. е.

превратить в действительность то, чего я хочу и что я, следовательно,

предпослал себе в качестве идеи моего делания, - это зависит от внешних

обстоятельств и от моей технической умелости (см. стр. 621). Быть свободным

- значит быть в состоянии из себя самого предопределить лежащие в основе

деятельности представления (побудительные основания) посредством моральной

фантазии. Свобода невозможна, если что-нибудь вне меня (механический процесс

или всего лишь умозаключаемый внемировой Бог) определяет мои моральные

представления. Я, следовательно, свободен лишь тогда, когда я сам произвожу

эти представления, а не тогда, когда я могу реализовать положенные в меня

каким-то другим существом побудительные основания. Свободное существо - это

то, которое может хотеть то, что оно само считает верным. Кто делает

что-либо иное, чем он сам того хочет, тот должен быть побужден к этому иному

мотивами, которые лежат не в нем самом. Такой человек поступает несвободно.

Выходит, что если кто-то может по собственному усмотрению хотеть то, что он

считает правильным или же неправильным, то это значит, что он может по

собственному усмотрению быть свободным или несвободным. Это, конечно, так же

нелепо, как видеть свободу в умении делать то, что ты должен хотеть. Но

последнее и утверждает Гамерлинг, когда он говорит: совершенно верно, что

воля всегда определяется побудительными основаниями, но нелепо говорить,

будто она вследствие этого несвободна: ибо большей свободы, чем осуществлять

себя по мере собственной силы и решимости, нельзя в ее случае ни пожелать,

ни помыслить. - Ну да: тут можно пожелать как раз еще большую свободу,

которая и есть собственно свобода. Именно: свободу самому определять

основания своего воления.

Человек под влиянием обстоятельств позволяет себе иногда отказываться

от осуществления своих желаний. Но позволять предписывать себе, что он

должен делать, т. е. хотеть того, что не он сам, а другой считает

правильным, - к этому его можно склонить лишь в той мере, в какой он не

чувствует себя свободным.

Внешние силы могут помешать мне сделать то, что я хочу. Тогда они

попросту обрекают меня на ничегонеделание или на несвободу. Но лишь в том

случае, когда они порабощают мой дух и изгоняют из моей головы побудительные

основания, а на место их хотят внедрить свои, тогда они замышляют мою