Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 2)

за пределы сферы

переживания мышления посредством отрицания объективно-духовной

действительности мышления. Монизм видит в науке, ограничивающей себя

описанием восприятий и не проникающей до их идеальных восполнений, только

половинчатость. Но он рассматривает как нечто половинчатое и все абстрактные

понятия, не находящие своего восполнения в восприятии и нигде не

включающиеся в охватывающую наблюдаемый мир сеть понятий. Оттого ему

неведомы идеи, которые указывали бы на какую-то лежащую по ту сторону нашего

опыта объективность и которые должны были бы образовать содержание чисто

гипотетической метафизики. Все такие идеи, созданные человечеством, являются

для него абстрагированными из опыта, с той только особенностью, что их

заимствование из последнего упускается из виду их авторами.

Не могут, согласно принципам монизма, быть взяты из внечеловеческого

потустороннего и цели нашей деятельности. Поскольку они мыслятся, они должны

исходить из человеческой интуиции. Человек делает своими индивидуальными

целями не цели какого-то объективного (потустороннего) Первосущества, а

преследует свои собственные цели, данные ему его моральной фантазией.

Осуществляющуюся в поступке идею человек извлекает из единого мира идей и

полагает ее в основу своего воления. В его деятельности, стало быть,

изживаются не привитые посюстороннему миру из потустороннего заповеди, а

принадлежащие посюстороннему миру человеческие интуиции. Монизм не знает

такого мироправителя, который бы вне нас самих полагал нашим поступкам цель

и давал направление. Человек не находит такой потусторонней первоосновы

бытия, решения которой он мог бы разузнать, чтобы быть в курсе относительно

целей, которыми ему следует руководствоваться в своих поступках. Он

предоставлен самому себе. Он сам должен давать содержание своей

деятельности. Если он ищет оснований для принятия какого-либо волевого

решения вне мира, в котором он живет, то он ищет напрасно. Выходя за пределы

удовлетворения своих естественных влечений, о которых позаботилась

мать-природа, он должен искать их в своей собственной моральной фантазии,

если только по склонности к удобству не предпочтет давать определять себя

моральной фантазии других, т.е. ему придется либо воздержаться от всяких

действий, либо действовать по определяющим основаниям, которые он дает себе

сам из мира своих идей или которые из того же мира дают ему другие. Выходя

за пределы своей чувственной инстинктивной жизни и за пределы выполнения

Предписаний других людей, он не определяется ничем иным, кроме самого себя.

Он должен поступать, исходя из им самим поставленного и ничем другим не

определенного побуждения. Разумеется, идеально это побуждение определено в

едином мире идей, но фактически оно может быть выведено из этого мира идей и

претворено в жизнь только через человека. Для актуального претворения

человеком идеи в жизнь монизм может найти основание только в самом человеке.

Но чтобы идея стала поступком, человек должен сначала, прежде чем это может

свершиться, осуществить акт воления. Следовательно, такое воление имеет свое

основание только в самом человеке. Тогда человек является тем последним, что

определяет его поступок. Он свободен.

1-е дополнение к новому изданию 1918 г. Во второй части этой книги была

сделана попытка обоснования того, что свободу надо искать в действительности

человеческой деятельности. Для этого необходимо было выделить из всей

области человеческой деятельности те ее части, по отношению к которым при

непредвзятом самонаблюдении может идти речь о свободе. Это те поступки,

которые являют собой осуществления идеальных интуиции. Остальные поступки

никакое беспристрастное рассмотрение не назовет свободными. Но именно при

непредвзятом самонаблюдении человек должен будет считать себя

предрасположенным идти путем, ведущим к этическим интуициям и их

осуществлению. Однако это непредвзятое наблюдение этического существа

человека само по себе еще не может дать окончательного решения о свободе.

Ибо если само интуитивное мышление происходило бы из какого-нибудь другого

существа, если существо его не покоилось бы на себе самом, то проистекающее

из этического сознание свободы оказалось бы призрачным. Но вторая часть этой