Петр Демьянович Успенский

Tertium organum (Часть 2)

этой

всепоглощающей уверенности человека в том, что он познает самую основу вещей

и того первобытного удивления, какое испытал Адам перед жизнью.

Каждое новое переживание этого рода сопровождается теми же ощущениями,

и человек чувствует, что они не могут быть иными. В нормальном состоянии от

них остаются лишь частичные отрывки воспоминаний. И тщетны старания свести

их к определенной формуле; но утешением для человека может послужить здесь

та мысль, что он познал первичную истину и покончил с человеческими теориями

о происхождении, о внутренней ценности и предназначении человечества. И в

духовной области ему не нужны больше никакие указания.

Откровение это приносит с собой чувство полного доверия ко всему,

совершающемуся с нами. Царство внутри нас. Каждый день -- день Суда, но при

этом мы ничего не узнаем о целях вечности, не представляем себе общей схемы

целого. Астроном сокращает ряд гигантских чисел, увеличивая единицу

измерения; так и мы подавляющую нас множественность вещей можем свести к

тому единству, к которому стремимся.

С тех пор, как я познал это откровение, оно стало моим духовным хлебом.

В моей первой печатной статье о нем я писал: 'Мир уже не кажется мне таким

чуждым и странным, каким меня приучили его считать'.

С презрением покинув окутанные душными и грозными облаками крепости,

из-за которых еще так недавно грохотали громы Иеговы, я, как серая чайка,

вздымаюсь навстречу сгущающейся ночи и бесстрашным взглядом окидываю мрачные

пространства. И теперь, после двадцати семи лет таких переживаний, крылья

мои поседели, но мои глаза по-прежнему бесстрашно смотрят вперед, когда я

снова и с большей силой, чем прежде, говорю то, что говорил прежде. Я постиг

смысл существования, тот истинный центр Вселенной, который одновременно

приносит и восторг, и покой человеческой душе и которому язык рассудка дал

название анестезического откровения'.

* * *

Я прибавлю, говорит проф. Джемс, еще любопытный случай откровения,

обусловленного наркозом. Вот что пишет одна интеллигентная женщина о том,

что с ней было под влиянием эфира, который она вдыхала, готовясь к операции.

'Я спрашивала себя, не в тюрьме ли я, не подвергают ли меня пыткам? Я

припомнила выражение 'страдание -- путь к спасению'. Но перед тем, что я

испытала, выражение это настолько показалось мне слабым, что я вскрикнула

громко: 'Страдание само по себе уже есть познание'. После этого наступил

обморок. За несколько секунд перед тем, как я проснулась, мне приснился

потрясающий и необыкновенно отчетливый сон, который очень трудно описать.

Кто-то необъятно могущественный шел по небу, и нога его была на молнии,

как колесо на рельсах: это была его дорога. Молния же состояла из

бесчисленного количества человеческих душ, теснящихся одна к другой, и я

была также среди них. Это Существо двигалось по прямой линии, и каждая точка

этой светящейся линии становилась сознательной на миг для того, чтобы

свершалось Его движение. Я почувствовала себя под ногой Божией; раздавливая

меня. Он как бы покупал ценою моей боли свое существование. Я также

заметила, что Он старался всей силой своего могущества изменить направление,

согнуть линию молнии, на которую Он опирался, в ту сторону, куда он хотел

идти. Чувствуя себя бессильной к сопротивлению, я поняла, что Он сделает то,

что хочет. Он согнул меня, и угол, который при этом образовался, был моим

страданием, страданием таким острым, какого я никогда еще не испытывала, на

вершине которого -- когда Бог проходил надо мной -- я прозрела.

В ту минуту я поняла такие вещи, которые теперь забыла и которые нельзя

припомнить, не перешагнув порога безумия. Угол был тупой, и у меня осталось

впечатление, когда я проснулась, что, если бы он был прямой или острый, я бы

страдала и 'видела' еще больше и, без сомнения, умерла бы от этого.

Он прошел, и сознание вернулось ко мне. В тот миг вся моя жизнь встала

передо мной до самых маленьких огорчений, и я поняла все. Вот она цель, к

которой они все стремились, вот та частица дела, которую все они выполняли.

Я не видела Божьего замысла, я видела только его усилия и его

беспощадность по отношению к людям. Он не думал обо мне... как не думают о

боли дробинки, когда стреляют из ружья. Тем не менее мое первое чувство,