Кандыба Виктор Михайлович

С-К метод развития человека (Часть 1)

знании или мистическом

созерцании. Но в даосизме практика сама по себе носит мистический характер:

она не имеет ничего общего с попыткой, волей или техникой в привычных значениях

этих терминов, а направлена на то, чтобы обрести изначальную непосредственность,

утраченную в ходе развития цивилизации. Даос должен открыть для себя естественную

мудрость - мудрость, в основе которой лежит как инстинкт, так и то, что можно

назвать quot;естественной склонностьюquot;: склонностью, благодаря которой

отшельник в самой сути своего существа восстанавливает гармонию с космическими

ритмами.

Уже Р. Вильгельм указывал, что роль, которая отводится свету в quot;Тайне

Золотого цветкаquot;, заставляет вспомнить, какое значение тот играл в персидской

религии. Можно обнаружить иранское влияние и в упоминавшемся выше тибетском

мифе о Первочеловеке. На страницах этой книги мы не намерены касаться крайне

запутанной проблемы, связанной с иранским влиянием в Центральной Азии и на

Дальнем Востоке. Заметим лишь; что 1) незачем выводить все формы дуализма,

с которыми мы сталкиваемся в этом регионе, из quot;иранских первоисточниковquot;

2) и приписывать все представлению о том, что чистый дух или бытие тождественны

свету, иранскому влиянию. Мы видели, что в той же Индии на уровне упанишад

или брахман Свет отождествлялся с quot;духом или бытием. Однако именно в

Иране конфликт между Светом и Тьмой был осознан во всей своей полноте и напряженности,

когда Свет является не только благим Богом и создателем, Ахурамаздой, но самой

сущностью Творения и Жизни, выступая в первую очередь как дух и духовная энергия.

В своих лекциях об Иране Анри Корон блестяще раскрыл различные аспекты и характерные

черты теологии Света в зороастризме и гностицизме исмаилитов, так что нет

необходимости пересказывать здесь его выводы.

Скажем лишь, что ряд символов, используемых зороаст-рийцами для того, чтобы

выразить единосущность духа и света, напоминают индийскую, и особенно буддийскую,

символику. Так, в quot;Денкартеquot; (quot;Деяния верыquot;) говорится

о том, что свет, исходящий от Заратустры за три дня до его рождения, то есть

еще в утробе матери, был столь ярок, что освещал всю деревню. Мудрость, святость,

то есть чистая духовность, выражаются здесь, как и в индийских текстах, через

символику необычно яркого света. Если в упанишадах атман отождествляется с

внутренним светом, то в одной из глав полной редакции quot;Бундахишнquot;

(quot;Творение основquot;) душа соотнесена с понятием хварнах, quot;Свет

Славыquot;, который есть quot;чистое сияние, образующее саму суть творений

Ормуздаquot;. Но в случае с древ-неперсидским материалом - в отличие от индийского

- у нас практически нет сведений, касающихся опыта внутренней люминофании.

С определенностью можно утверждать, что иранцы quot;верили, будто о рождении

Владыки Мира и Спасителя должна возвестить манифестация света, и в первую

очередь - появление на небосводе необычайно яркой Звезды. А так как предполагалось,

что Царь - Искупитель Мира должен родиться в пещере, Звезда или Колонна Света

должны воссиять над этой пещерой. Возможно, христиане позаимствовали у персов

образ рождения владыки Мира - Искупителя и распространили его на Христа (см.:

Widengren, с. 70). Древнейшие христианские источники, повествующие о Рождестве

в пещере, это - Про-тоевангелие Иакова (XVIII, I и ел.) и соответствующие

пассажи у Юстина Мученика и Оригена. Юстин нападает на посвященных в таинства

Митры, утверждая, что они quot;подстрекаемы дьяволом, когда принимают посвящение

в месте, называемом ими spelleum (quot;пещераquot;)quot;. Этот выпад доказывает,

что уже во втором веке христиане видели связь между spelleum поклонников Митры

и Вифлеемской пещерой.

Но вернемся к звезде и свету, сиявшему над пещерой, которые играли столь большую

роль в христианских верованиях и иконографии. Монере де Вилар, а вслед за

ним Виденгрен показали, что этот мотив имеет, скорее всего, иранское происхождение.

В Протоевангелии (XIX, 2) говорится о слепящем свете, наполнившем Вифлеемскую

пещеру. Когда свет померк, явился Младенец Иисус. Тем самым утверждается,

что Свет единосущен Христу - или же является одной из его манифестаций.