Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

Маги рассчитывают на это, когда пытаются разбить

зеркало самоотражения.

Дон Хуан объяснил, что в тот день он тщательно выбирал опоры для

своего акта разрушения моей последовательности. Он медленно

трансформировал себя, пока действительно не превратился в немощного

старика, а затем, чтобы укрепить разрушение моей последовательности, он

подсунул мне ресторан, где все знали его как старика.

Я прервал его, так как осознал противоречие, которого не замечал

раньше. Он говорил тогда, что трансформировал себя, так как хотел узнать,

каково оно быть старым. Повод был благосклонный и неповторимый. Я понял

это заявление так, что он не был стариком до этого времени. И тем не менее

все в ресторане знали его как немощного старого человека, который страдал

припадками.

- Безжалостность нагваля имеет множество аспектов, - сказал он. - она

подобна инструменту, который сам по себе годен для многоцелевого

использования. Безжалостность - это состояние бытия. Это уровень

"намерения", которого достигает нагваль.

- Он использует ее, чтобы вызвать движение своей точки сборки или

точки сборки своих учеников. Или же он использует ее для "выслеживания". Я

начал тот день как "сталкер", претендующий быть старым, и в конце концов,

как действительно старый и немощный человек. Моя безжалостность,

управляемая моими глазами, заставила двигаться мою точку сборки.

- И хотя я был в этом ресторане много раз как старый больной человек,

я тогда "выслеживал", просто разыгрывая из себя старика. Никогда прежде до

этого дня моя точка сборки не сдвигалась в точную позицию старости и

дряхлости.

Он сказал, что как только он вознамерился быть старым, его глаза

потеряли свой блеск, и я тут же заметил это. Тревога была написана на моем

лице. Потеря блеска в его глазах была следствием "намеренного"

использования его глазами позиции старого человека. Когда его точка сборки

перешла в эту позицию, он стал старым и на вид, и по поведению, и по

чувствам.

Я попросил его пояснить идею вызова "намерения" с помощью глаз. У

меня было слабое представление, что я понимаю ее, но не могу

сформулировать даже для себя то, что я знаю.

- Единственно, что можно сказать об этом, это то, что "намерение"

"намеренно" вызывается с помощью глаз, - сказал он. - я знаю, что это так.

И тем не менее, как и ты, я не могу определить точно, что я знаю. Маги

разрешили это частное затруднение принятием того, что является крайне

ясным - люди бесконечно сложнее и таинственнее самых буйных наших фантазий.

Я настаивал, что он почти не ответил на этот вопрос.

- Все, что я могу сказать - это то, что глаза делают это, - сказал он

резко. - я не знаю, как, но они делают это. Они вызывают "намерение"

чем-то неопределенным, что имеется в них, в их блеске. Маги говорят, что

"намерение" переживается глазами, а не разумом.

Он отказался добавить еще что-нибудь и вернулся к объяснению моего

воспоминания. Он сказал, что, когда его точка сборки достигла определенной

позиции, которая сделала его действительно старым, в моем уме больше уже

не оставалось сомнений. Но от того, что я очень заботился о своей

сверхрациональности, я тут же решил, что мне следует объяснить его

трансформацию.

- Я говорю тебе вновь и вновь, что быть слишком рациональным - значит

ставить себя в невыгодное положение, - сказал он. - у людей есть очень

глубокое чувство магии. Мы - часть таинственного. Рациональность - только

поверхностный лоск. Если мы сдерем этот слой, то внизу увидим мага.

Некоторые из нас, однако, с огромным трудом спускаются ниже поверхностного

уровня, другие, наоборот, делают это с удивительной легкостью. И ты и я

одинаковы в этом отношении - мы оба здорово попотели, прежде чем позволили

уйти себе от нашего самоотражения.

Я объяснил ему, что для меня поддержание своей рациональности всегда

было вопросом жизни и смерти. И даже больше того, когда это касалось моих

переживаний в его мире.

Он заметил, что в тот день в Гуаямосе моя рациональность была

исключительно изнурительной для него. С самого начала он был вынужден

использовать каждый прием, который он знал, чтобы подорвать ее. В конце

концов он начал насильно цепляться руками за мои плечи, почти сгибая меня

под своей тяжестью. Этот прямой физический маневр был первым толчком моего

тела. И это, вместе с моим страхом, вызванным потерей его

последовательности, наконец пробило мою рациональность.

Но пробивания твоей рациональности было недостаточно, - продолжал дон

Хуан. - я знал, что если твоя точка сборки достигнет места отсутствия

жалости,