Карлос Кастанеда

Сила безмолвия 1987г

и безумно увлеченная, обещав предаться с ним любви,

заставила следовать за собой в уединенное место в нескольких милях от

города. Там она около часа избивала его. И когда она в конце концов

отдалась ему, он оказался полностью изможден, его кашель был так силен,

что он с трудом дышал.

Во время последней страстной вспышки он почувствовал жгучую боль в

своем плече. Казалось, что его грудная клетка разрывалась в стороны, а

приступ кашля вызвал неконтролируемые спазмы. Но принуждение искать

удовольствия держало его до тех пор, пока к нему не пришла смерть в виде

кровотечения. Потом, когда в игру вступил дух, он был возрожден индейцем,

который пришел к нему на помощь. Немного раньше он заметил, что какой-то

индеец снует вокруг них, но это была второстепенная мысль, поскольку он

был поглощен обольщением.

Он увидел, как во сне, девушку. Она не была напугана и ни на миг не

теряла своего самоконтроля. Спокойно и расторопно она надевала на себя

снятую одежду с той твердостью, с какой собаки гонят зайца.

Еще он увидел подбежавшего к нему индейца, который пытался усадить

его. Он слышал, как тот говорит идиотские вещи. Он слышал, как тот отдавал

себя на волю духа и шептал невразумительные слова на незнакомом языке.

Потом индеец действовал очень быстро. Став позади него, он нанес ему

сильный шлепок по спине.

Вполне рационально умирающий мужчина решил, что индеец хочет либо

выбить из него сгусток крови, либо попусту убить его.

А так как индеец бил по спине все сильнее и сильнее, умирающий в

конце концов убедился, что это либо любовник, либо муж женщины, и

приготовился умирать. Но, увидев сильно блестевшие глаза индейца, он

переменил свое мнение. Он понял, что это сумасшедший, который никак не был

связан с женщиной. Благодаря последним остаткам сознания он сфокусировал

свое внимание на бормотании мужчины. Он говорил что-то о том, что сила

человека огромна, что смерть существует только потому, что мы намеренно

делаем ее возможной с момента нашего рождения, что намерение смерти может

быть отменено с помощью изменения положения точки сборки.

Он понял, что индеец совершенно безумен. Его ситуация была как

театральная - умирать на руках сумасшедшего индейца, шепчущего тарабарщину

что он готов был поклясться в том, что до самого конца ему придется

оставаться актером, и он пообещал себе не умирать ни от кровотечения, ни

от ударов, а умереть от смеха. И он смеялся до тех пор, пока не умер.

Дон Хуан отметил, что здесь нет ничего противоестественного, его

бенефактор просто не мог серьезно принимать индейца. Никто не смог бы

принимать такую личность серьезно, и превыше всего нет такого

перспективного ученика, который бы мог добровольно выполнить задачу магии.

Потом дон Хуан говорил о том, что дал мне различные версии того, что

представляет собой задача магии. Он сказал, что с его стороны не будет

нахальством раскрыть то, что с точки зрения духа задача заключается в

очищении звена, связующего нас с ним. Доктрина намерения выставляется

перед нами, потом прояснение, в котором мы найдем не так уж много

процедур, очищает наше связующее звено, поскольку приходит безмолвное

знание которое создает очистительный процесс. Без этого безмолвного знания

процесс не срабатывает, и все мы будем иметь лишь неопределенное чувство

потребности чего-то.

Он объяснил, что события, вызванные магами как результат безмолвного

знания, так просты и в то же время так абстрактны, что маги долгое время

решали говорить о них только в символических терминах. Примеры

тому - манифестации и стук духа.

Дон Хуан сказал, что к примеру описание происходящего в течении

первоначальной встречи нагваля с возможным учеником, с точки зрения магов

будет абсолютно невразумительно. Бессмысленно объяснять, что нагваль

благодаря своему жизненному опыту, фокусирует нечто такое, что мы не можем

себе вообразить, свое второе внимание, повышенное сознание, полученное через

обучение магии - на своей невидимой связи с неким неопределенным

абстрактным. Делая это, он выделяет и очищает невидимую связь кого-то с

неопределенным абстрактным.

Каждый из нас, заметил он, ограждает себя от безмолвного знания

естественными барьерами специфичными для каждой индивидуальности, наиболее

неприступным из моих барьеров была попытка замаскировать свое

самодовольство под независимость.

Возражая, я попросил его дать мне конкретный пример. Я напомнил ему,

как он однажды предупреждал меня, что излюбленной уловкой в дискуссии