Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы 1977г

заставила меня

осознать, что все они делали точно так же: они ели в полном

молчании.

- Ла Горда - великая повариха, - сказал он, когда

кончил есть. - она обычно кормила меня. Это было много лет

тому назад, когда она еще не ненавидела меня, до того, как

она стала ведьмой, я имею в виду - толтеком.

Он взглянул на меня с искоркой в глазах и подмигнул.

Я почувствовал себя обязанным объяснить ему, что ла

Горда не производит на меня впечатления человека, способного

ненавидеть кого бы то ни было. Я спросил его, знает ли он,

что она потеряла свою форму.

- Это полный вздор! - воскликнул он.

Он уставился на меня, как бы оценивая мой удивленный

взгляд, а затем закрыл лицо рукой и захихикал, как смущенный

ребенок.

- Ну хорошо, она действительно сделала это, - добавил

он. - она просто великолепна.

- Почему же тогда ты не любишь ее?

- Я собираюсь рассказать тебе кое-что, маэстро, потому

что я верю тебе. Неверно, что я совершенно не люблю ее. Она

- самая лучшая. Она - женщина Нагваля. Просто я действую

таким образом с нею, потому что я люблю, чтобы она баловала

меня, и она делает это. Она никогда не раздражает меня. Я

могу делать, что угодно. Иногда меня захватывает, мною

овладевает физическое возбуждение, и я хочу отколотить ее.

Когда это случается, она просто отходит в сторону, как это

обычно делал Нагваль. В следующий момент она даже не помнит,

что я сделал. Это настоящий бесформенный воин для тебя. Она

ведет себя точно так же со всеми. Но остальные все мы -

сущий кошмар. Мы по-настоящему плохие. Те три ведьмы

ненавидят нас, а мы в ответ ненавидим их.

- Вы маги, Паблито, неужели вы не можете прекратить все

эти пререкания?

- Безусловно, мы можем, но мы не хотим. Чего ты

ожидаешь от нас - чтобы мы были братьями и сестрами?

Я не знал, что сказать.

- Они были женщинами Нагваля, - продолжал он. - и, тем

не менее, все ожидали, что я возьму их. Как, к дьяволу, я

должен был сделать это?! Я сделал попытку с одной из них и

вместо того, чтобы помочь мне, ублюдочная ведьма чуть не

убила меня. В результате теперь все эти бабы остерегаются

меня, словно я совершил преступление. Все, что я сделал,

было выполнением инструкции Нагваля. Он сказал мне, что я

должен вступить в интимную связь с каждой из них, по

очереди, пока я не смогу владеть всеми ими вместе. Но я не

смог вступить в интимную связь даже с одной.

Я хотел спросить его о матери, донье Соледад, но я не

смог придумать способа, чтобы вовлечь его в разговор на эту

тему. Мы минуту молчали.

- Ты ненавидишь их за то, что они пытались сделать с

тобой? - внезапно спросил он.

Я увидел свой шанс.

- Нет, ничуть, - сказал я. - ла Горда объяснила мне их

мотивы. Однако нападение доньи Соледад было очень жутким. Ты

часто видишься с ней?

Он не ответил. Он смотрел в потолок. Я повторил свой

вопрос. Тут я заметил, что его глаза полны слез. Его тело

беззвучно сотрясалось от конвульсивных рыданий.

Он сказал, что у него когда-то была прекрасная мать,

которую я мог еще, несомненно, помнить. Ее имя было

Мануэлита, святая женщина, которая поставила на ноги двух

детей, работая, как мужчина, чтобы поддерживать их. Он

испытывал самое глубокое благоговение к той матери, которая

любила и растила его. Но в один ужасный день его судьба

исполнилась и он имел несчастье встретить Хенаро и Нагваля

и, действуя совместно, они разрушили его жизнь.

Очень эмоциональным тоном Паблито сказал, что эти два

дьявола взяли его душу и душу его матери. Они убили его

Мануэлиту и уставили вместо нее эту устрашающую ведьму

Соледад. Он посмотрел на меня глазами, залитыми слезами и

сказал, что эта отвратительная женщина - не его мать. Она ни

в коем случае не могла быть его Мануэлитой.

Он неудержимо рыдал. Я не знал, что сказать. Его

эмоциональный взрыв был таким неподдельным, а его заявления

такими правдивыми, что на меня нахлынула волна сентиме-

нтальности. Мысля, как средний цивилизованный человек, я

должен был согласиться с ним. Это безусловно выглядело, как

несчастье, для Паблито, что его путь пересекся с путем дона

Хуана и дона Хенаро.

Я положил руку ему на плечо и сам чуть не заплакал.

После долгого молчания он встал и вышел в заднюю часть дома.

Я услышал, как он прочищает свой нос и умывает лицо в бадье

с водой. Когда он вернулся, он был спокойнее. Он даже

улыбался.

- Не пойми меня неправильно, маэстро, - сказал он. - я

никого не виню за то, что случилось со мной. Это была моя

судьба. Хенаро и Нагваль действовали, как безупречные воины,