Карлос Кастанеда

Сказки о силе 1974г

я. - Рассматривать

все таким образом, - сказал он, садясь рядом со мной. - Есть три рода плохих

привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, когда встречаемся с

необычными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем отрицать то, что

происходит или произошло, и чувствовать, что этого как бы вообще никогда не

было.

Это путь фанатика. Второе - мы можем все принимать за чистую монету,

как будто мы знаем, что происходит. Это путь набожного человека. Третье - мы

можем приходить в замешательство перед событием, потому что мы и не можем

его отбросить, и не можем чистосердечно принять. Это путь дурака. Твой путь

- есть четвертый: правильный - путь воина. Воин действует так, как если бы

никогда и ничего не случалось, потому что он ни во что не верит. И однако

же, он принимает все за чистую монету. Он принимает, не принимая, и

отбрасывает, не отбрасывая. Он никогда не чувствует себя знающим и в то же

время он никогда себя не чувствует так, как если бы никогда ничего не

случалось. Он действует так, как будто он в полном контроле, даже хотя у

него может быть сердце ушло в пятки. Если действуешь таким образом, то

замешательство рассеивается. Мы долгое время молчали. Слова дона Хуана были

для меня подобны бальзаму.

- Могу я говорить о доне Хенаро и его дубле? - спросил я. - Это зависит

от того, что ты хочешь сказать о нем, - ответил он. - ты хочешь

индульгировать в том, что ты в замешательстве?

- Я хочу индульгировать в объяснениях, - сказал я. - я в замешательстве

потому, что не смел прийти тебя увидеть и не мог поговорить о своих

затруднениях и сомнениях с кем-либо.

- Разве ты не говоришь со своими друзьями? - Я говорю, но как они могут

мне помочь?

- Я никогда не думал, что тебе нужна помощь. Ты должен культивировать

чувство, что воин не нуждается ни в чем. Ты говоришь, что тебе нужна помощь.

Помощь в чем? У тебя есть все необходимое для того экстравагантного

путешествия, которым является твоя жизнь. Я пытался научить тебя тому, что

реальным опытом должен быть человек, и что то, что важно, так это быть

живым. Жизнь - маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь

сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.

Воин понимает это и живет соответственно. Поэтому можно сказать, без

предвзятости, что опыт всех опытов - это быть воином.

Казалось, он ждал, что я что-нибудь скажу. Я секунду колебался. Я хотел

тщательно подобрать слова.

- Если воину нужно утешение, - продолжал он. - он просто выбирает

любого и выражает этому человеку все детали своего замешательства. В конце

концов воин не ищет того, чтобы его поняли или помогли. Говоря, он просто

снимает с себя свой груз. Но это при том условии, что у воина есть талант к

разговору. Если у него нет такого таланта, то он не говорит ни с кем. Но ты

живешь не совсем как воин, по крайней мере пока что. И провалы, которые ты

встречаешь, должны действительно быть монументальными. Я тебе сочувствую.

Он не был рассеянным или поверхностным. Судя по участию в его глазах,

казалось, он находился здесь сам собой. Он поднялся и погладил меня по

голове. Пройдя взад-вперед по веранде, он спокойно осмотрел чапараль вокруг

дома. Его движения пробудили во мне чувство беспокойства.

Для того, чтобы расслабиться, я начал говорить о своей проблеме. Я

чувствовал, что для меня уже абсолютно поздно притворяться невинным

наблюдателем. Под его руководством я натренировался достигать странных

восприятий, таких как "остановка внутреннего диалога" и контролирование

своих снов. Это были такие моменты, которые нельзя было подстроить или

сбросить с весов. Я следовал его советам, хотя и не всегда буквально, и

частично преуспел в разрушении распорядка дня, принятия ответственности за

свои поступки, стирании личной истории и, наконец, пришел к тому, что

несколько лет назад приводило меня в ужас. Я смог оставаться один без

нарушения моего физического или эмоционального самочувствия. Пожалуй, это

был мой единственный наиболее поразительный триумф. С точки зрениях моих

прежних предположений и настроений, находиться в одиночестве и "не сойти с

ума" было немыслимым состоянием. Я остро чувствовал все изменения, которые

произошли в моей жизни и в моем взгляде на мир. И я осознавал также, что

быть настолько затронутым откровением дона Хуана и дона Хенаро о дубле,

является в какой-то мере чрезмерным.

- Что со мной не так, дон Хуан? - спросил я. - Ты индульгируешь, -

бросил он. - ты считаешь, что индульгировать в сомнениях и размышлениях, это