Диакон Андрей Кураев

Буддизм и христианство (Часть 4)

противоречии с радикальным имперсонализмом буддистской метафизики.

'Вряд ли можно придумать что-либо более противоречащее учению

буддизма, чем представление о том, что Нирвану можно отвергнуть. Можно

не войти в рай, представленный неким определенным местом, но Нирвана,

по сути своей, есть состоящие, неизменно возникающее вслед за

исчезновением неведения, и тот, кто достиг Знания, не может, как бы он

того ни желал, не знать того, что он уже знает. Наставники мистицизма

ни в коей мере не заблуждаются в данном случае, и, несмотря на свою

популярность, эти ошибочные представления относительно поведения

бодхисатв совершенно отсутствуют в наставлениях, обращенных к

ученикам, которые избраны к посвящениям высших уровней' **.

----------------------

* В буддизме Махаяны утверждается, что человек, достигший состояния

окончательного просветления, постигший Нирвану, из жалости к другим,

страдающим существам, может остаться в нашем мире. Он откладывает свой

уход в Нирвану и остается в мире людей. В таком случае он называется

'бодхисатвой'.

** Дэви-Неел А. Посвящение и посвященные в Тибете, с. 138-139. Из

этого можно сделать вывод, что 'просветление Будды' не было вхождением

в Нирвану, но было только получением представления о ней. Если бы

Будда действительно вошел в Нирвану -- он не смог бы вернуться к людям

с проповедью. Но, постигнув тщету всего сущего и тем приблизившись к

постижению тайны Нирваны, Будда смог это свое знание о всеобщей

пустоте возвестить остальным.

Это вполне логичное наблюдение: если течение Кармы неотвратимо, и

каждый поступок влечет за собой неотвратимое следствие, то действия,

которые привели к остановке сознания 'просвещаемого', не могут не

ввергнуть его в искомую Пустоту. Это действительно путь без возврата.

Но, -- возможно, под влиянием западных религий, в том числе

христианства, -- народное мышление все же создало идею бодхисатвы,

ради других удерживающего свое сознание на грани уже обретенной

Пустоты.

Еще одна грань, отличающая буддистское 'сострадание' от чувства любви,

культивируемого в теистических религиях, состоит в том, что

христианин, мусульманин, или вишнуит любит другого, ибо ценит в нем

реальный отблеск Бога. Буддист призван дружелюбно относиться к

'человеку' именно потому, что того просто не существует, а сердиться

на пустое место значит лишь утяжелять свою карму.

Поэтому при 'развитии дружелюбия' 'ученик должен убеждать себя

следующим образом: 'Зачем вам раздражаться, не имея на то причины? Та

мгновенная комбинация дхарм и скандх, при которой враг был неприятен

вам, прекратила свое существование. Чем же вы тогда раздражены?'. Если

даже на этом пути он не сможет погасить свою ненависть, ему следует

осуществить анализ элементов. Каким образом? -- 'Послушай, отшельник,

если он раздражает тебя, то что именно раздражает тебя в нем? Ты

рассержен волосами на его голове, или волосами на его теле, или

какой-то другой, одной из 32 частей его тела? Или ты рассержен

элементом земли, огня, воды, воздуха. огня в волосах на его голове

еtс.?' (Конзе, с. 83-84 и 86).

Знаменитая терпимость буддизма исходит не из обилия любви, а из

нежелания вызывать душевное волнение излишними философскими

дискуссиями. Нет спорящих. И не о чем спорить. Посвященный человек не

должен ни принимать, ни отрицать относительную истину, ибо даже отрицая

ее и полемизируя с ней, он обращает внимание на нее и отвращается от

созерцания Пустоты.

Но если взять на себя тот труд, от которого уклоняются сами искатели

Нирваны и сопоставить буддистское представление о человеке с

теософским, то поводы для спора откроются сразу же.

Основное расхождение вполне очевидно: в буддизме, как и в

христианстве, нет идеи переселения душ.

Но если христианство исходит из целостного видения человека, из такого

антропологического опыта, который не считает тело чем-то случайным и

чисто внешним по отношению к душе, то исходная посылка буддизма ровно

противоположная. Там, где христианство видит слишком весомую, слишком